Меня нашли в воронке

— Nehmen Sie Platz! — вполне дружелюбно показал ему на табурет в центре комнаты упитанный офицер в расстегнутом кителе. Сам он сидел за большим круглым столом, а тот тощий, что приехал — стоял в углу, слегка справа за спиной.

— Данке шён! — кивнул осторожно Алексей и сел на табурет.

— Sprechen Sie Deutsch? — приподнял бровь сидящий.

— Я. Абер зер шлехт… Ин дер шуле Лере.

— Klar… — И тут в голосе офицера появился металл — Name, Dienstgrad, Truppengattung, Einheit?

— Эээ… Вас?

— Имья, звание, род фойск, фоенная част? — подал голос стоящий.

— Что? Кто? Я? Я не военнослужащий. Я гражданский, не солдат. — Лешка усердно замотал головой.

— Antworte auf die Frage!

— Отвечайт на фопрос!

— Алексей Иванцов. Только я же говорю, я не военнослужащий.

— Warum hast du dann Uniform an?? — уставился на него сидящий офицер.

— Тогда почьему ит есть ф фоенный форма?

Тут Алексей замялся не зная, что и сказать. Как тут объяснить то, если сам ничего не понимаешь?

— Господин… эээ…

— Herr Hauptman!

— Хер гауптман… — Лешка внутренне ухмыльнулся — Я форму снял с убитого, потому что своя одежда вся уже изорвалась, а ходить-то надо в чем-то?

Стоящий офицер быстро переводил гауптману. Тот кивал, записывал и, почему-то, морщился.

— Was für ein Toter? Dieses Muster gibts weder bei uns noch bei den Russen?

— С какого убьитого? Такой фоенной формы ньет ни у нас, ни у русских.

— Wie bist du hierher gelangt? Woher kommst du und wo willst du hin? Mit welchem Ziel?

— Как здьесь оказался? Куда и откуда шел? С какой целью?

— Живу я тут, герр гауптман, вернее не тут… Домой иду, в Демянск.

Немцы переглянулись.

— В Демянск? — переспросил длинный.

— Ну да, я там родился, потом родителей посадили и мы переехали в Вятку, потом меня призвали, но я сбежал, потому что не хотел воевать. Я этот… Свидетель Иеговы. Вот.

«Что я несу-то…» — с ужасом подумал Лешка.

— Von welchem Ermordetem? Es gibt keine solche Militärform weder bei uns noch bei den Russen.

— Послушай, Ифанцов, хватьит валять ваньку-встаньку. Нам не надо фрать. Это глюпо и бессмысльенно. С какого убьитого? Такой фоенной формы ньет ни у нас, ни у русских.

«Млять… Чего сказать-то ему?» — пронеслось в голове. И неожиданно выдал единственную фразу на немецком, которую произносил без ошибок.

— Geben sie mir bitte eine Zigaretten!

Немцы переглянулись.

Тощий достал из кармана… Лешкину «Приму» и пластиковую китайскую зажигалку. Не спеша вставил в мундштук, не спеша прикурил и, также не спеша, подошел к пленнику. Затем наклонился вплотную и выпустил в лицо струю дыма.

— У тьебя ньет документов, ти в чужой формье, also… если вьерить тьебе. В карманах нет ничьего кромье этого — он показал «Приму» и зажигалку. — Ты ильи мародьер ильи дивьерсант. В любом случае тебя ждет расстрьел. Verstehst du?

— Ф-ф-ферштеен. — кивнул Лешка.

Немец кивнул в ответ и отошел, так и не дав покурить. Но и сигаретой не ткнул.

— Имья, звание, род войск, военная част? — повторил он свой вопрос. Гауптман громко зевнул.

— Я… Я не помню… Контузия у меня. Не помню ничего. Честное слово.

— Schteit auf! — неожиданно рявкнул в ответ тощий.

Лешка привстал с табурета. Тощий снова подошел к нему и без замаха, коротким тычком пробил в солнечное сплетение. Дыхание мгновенно остановилось, в глазах потемнело от боли и Лешка согнулся буквой «Г». И тут же колено офицера въехало ему в нос.

Пленник упал назад, брызнув кровавым веером из разбитого носа и опрокинув табурет. Очки разломились по дужке, но, слава Богу, не разлетелись на осколки. А то бы остался без глаз, военнопленный студент…

— Der Schweinerne Dussel! — пробормотал немец, с явным огорчением разглядывая кровавое пятно на брюках. — Der regt mich auf…

Гауптман опять зевнул и подошел к окну.

Пока они чего-то там балакали, Лешка кое-как пытался восстановить дыхание. В конце концов, получилось, хотя явно сломанный нос этому не способствовал. Зажав нос рукавом куртки, он встал, сглатывая кровь.

— Жиф? Ничьего… скоро мы тьебя расстрьльяем, польшевистский фанатик.

— Г-г-господин…

— Feldpolizeikomissar.

«И у них комиссары есть?!» — мелькнула удивленная мысль, но тут же уступила место боли и страху.

— Г-господин ф-фелдьп-полицайкомиссар… Я с-скажу в-в-все… — гундосо заикаясь, произнес Лешка.

— Sietzen! — рявкнул тот в ответ.

Лешка, повинуясь приказу, поднял одной рукой табуретку и присел на нее с краюшка:

— Я и в-вправду не з-знаю как здесь оч-чутился. С-скажите, сегодня к-какое ч-число?

— Тридцатое апрьеля тысяча девятьсот сорок второго года.

— А я из т-тридцатого ап-преля д-две тысячи п-первого. Я из-з-з б-будущего…

Фельдполицай поморщился и вмазал Лешке еще раз. По уху. Этого хватило, чтобы тот вновь свалился на пол.

Потом фриц высунулся в окно и чего-то гавкнул. В избу влетели два дюжих солдата, схватили Лешку под мышки и потащили в сарай. По пути пересчитали им все ступеньки и пороги.

Только в сарае уже Лешка несколько оклемался. Хотелось пить, но вот есть почему-то не хотелось. А еще хотелось умыться. Кровавые сопли — вот только теперь он понял, что такое «кровавые сопли» — подсыхали и стягивали кожу. Стреляло в ухе, саднило в носу…