Меня нашли в воронке

— Вот даже как? Герой… Ну и пиши тогда представление, как врио командира роты. Подпишем и отправим в Военный Совет армии. В царской армии в каком чине служил, боец? — спросил у Кирьяна Васильевича комполка.

— Унтер-офицер Богатырев, ваше… товарищ полковник, — вытянулся тот во фрунт.

— А я рядовым начинал! А в гражданскую?

Кирьян Василич помедлил… И резанул:

— Полк Дроздовского.

— Хе… Хорошо дрались! — неожиданно засмеялся комполка. — Помню, да… Прощин! Приказ помнишь?

— Произвести уборку территории, подготовиться к приезду корреспондентов и написать представления!

— Молодец. А еще чего тебе делать надобно?

Прощин замялся…

— Поддерживать подразделение в боевой готовности. А какая боевая готовность, если вы тут грязные как…

Сержант смолчал.

— Парикмахера я вам привез. Всем стричься, бриться! Еще не хватало, чтобы вы во фронтовой газете экими охламонами пропечатались. Интендант!

— Я, товарищ полковник! — подскочил тот к полковнику.

— Слышь, Дроздов… Выдай роте по двойной норме водки.

— По какому списку?

— До списочному составу на вчерашний день. Сколько вас там было, а?

Прощин не успел ответить, как комполка продолжил:

— Полсотни штыков. Вот на полсотни штыков и выдавай двойную норму.

Дроздов замялся:

— Товарищ полковник. Не положено же. В нарушение…

— Слышь ты, интендант третьего ранга! Кому положено, а у кого в штаны наложено! Ты еще со мной поторгуйся. Прошлого раза мало? Еще раз услышу подобные антисоветские высказывания, на передовую пойдешь, немцев нюхать, а не накладные подписывать.

— Есть, товарищ полковник! Я ж за порядок!

— Порядок у тебя какой-то все время куркульский… Поехали.

Полковник, недовольно ворча на Дроздова, пошел к коляске, запряженной парой лошадей.

— Чего это он, а? — шепнул Вини стоящему рядом сержанту Заборских.

— Кто?

— Полковник.

— Аааа… Да слухи ходили, что интендант наш с местным населением торговал. Он им спирт, продукты, они ему — рублями да услугами. Разницу списывал за счет убыли. Полковник делу ход не дал — интендант по-божески делал. И местные не в накладе, и полку прибыль бывала. Только мы крайние были. Воюем, а он там барыши крутит.

— И чего?

— Ничего. Полковник мужик стоящий. Фамилия у него солдатская и сам он…

— А как фамилия-то, я до сих пор не знаю!

— Махров фамилия ихняя.

— Не понял, а почему солдатская?

— Дурында ты, хоть и образованный. Первое дело, в окопе что? Покурить. Вот нас махрой и называют.

— Интересно…

А Еж в это же самое время удивлялся:

— Надо же, полковник, а на телеге ездит. Чего у него «эмки» нет что ли?

— Сам ты телега! — откликнулся дед. — Что машина, ее то чинить, то бензином поить. Лошадь лучше. Да и в гору эту, разве он на авто въехал бы?

— Понятно…

— Рота! Смирно! — Прощин отпечатал, как смог, по мокрой глине несколько шагов навстречу девушке, вышедшей из коляски полковника.

— Товарищ… Военный парикмахер! Рота к подстрижке готова. Временно исполняющий обязанности командира роты сержант Прощин.

— Здравствуйте, я Таня! — слегка покраснев, она протянула руку Прощину.

Рота вдохнула полной грудью и…

— Здравия желаем, товарищ Таня!

Она хихикнула в кулачок, засмущавшись и поморщившись от ора.

— Так, бойцы! У нас три часа. Чтобы через три часа все были пострижены, побриты и выглажены. Первая тройка к товарищу Тане на поклон, остальные на приборку по территории…

Вот и прибирались, складывая немецкий «мусор» и наших бойцов по разным воронкам.

Ежа с Вини послали на колокольню — стащить два тела. Площадка у пулемета была залита вытекшей кровью.

— Фига себе, сколько они тут напачкали…

— Это дед напачкал, — возразил Вини. — Немцами.

— Датчанами!

— Да какая разница — датчане, латыши, валлонцы, французы, испанцы, венгры, румыны, итальянцы… Все одинаковые — немцы.

— Финнов забыл.

— Ага… Еще словаков, хорватов и голландцев.

— А эти наркоманы тоже воевали что ли? — удивился Еж.

— Воюют. Раз, два… Взяли!

И первый труп полетел вниз с пятнадцатиметровой высоты.

Снизу раздались возмущенные вопли. Еж высунулся из проема:

— Не орите-ка! Мы тут прибираемся! Второй пошел!

Вини захихикал:

— Никого не прибили?

— Не… Первый просто развалился и Таньке-парикмахерше передник забрызгал.

— Ну и хрен с ней…

— Агась, как дед говорит. Хрен ей не помешает. Смотри, как глаз по мужикам бегает!

— Еж, вот и займись барышней!

— Не, Лех, она не в моем вкусе!

Разговаривали они, пока не спустились.

И уже выходили из церкви, как Еж вдруг остановился.

— Погоди-ка…

— Чего?

— Плачет кто-то!

— Ежина, это вроде я контуженный, а у тебя горло должно болеть. То есть ты молчишь, а я голоса слышу! — ухмыльнулся Вини.

— Да, помолчи ты… Точно плачет кто-то.

Еж снял трофейный автомат с плеча.

Они вошли в правый придел, где был выход в подвал, и осторожно стали спускаться вниз.

— Посвети! — шепнул Еж Винокурову, когда они спустились туда.

На каких-то тряпках, рядом с мертвым немцем, сидел ребенок лет шести-семи и тихонечко выл.

Увидав сквозь кулачки свет от зажженной спички, он с тихой такой надеждой сказал:

— Дядя Альфред спит! Не будите его!

Еж с трудом сглотнул застрявшее «Хенде Хох»:

— Не будем будить… Мы тихонечко… Ты кто?

— Ваня.

— Ваня… Иди-ко мне, Ваня! Лех…

— Да понял я…