Когда глаза рыскали по пульсирующей огнями панели, считывали команды и импульсы с такой скоростью, что казалось, будто он знает заранее, что высветит индикатор… Когда перегрузка плющила мышцы и скручивала кости, а пласткань пилотского кресла трещала по швам под отяжелевшим телом… Когда в перекрестие, истерично виляя кормой, ввалился ошалевший от смертельного танца цурупянин, выжимая последние капли тяги из трилитиевых маневровых… Когда он ощутил пьянящий запах превосходства и позволил врагу развернуться – пусть видит свою гибель! – едва уловимо касаясь ребристой гашетки… Он подумал о ней, а враг выстрелил первым.
– Ладно, еще раз…
Когда левая нога давила педаль тормоза, словно стремясь расплющить о кузов, а правая – ювелирно дозировала подачу топлива, чтобы пройти поворот на грани фола, срываясь внешним колесом с обочины, пуская веер гравия в стволы вековых сосен… Когда на апексе впереди мелькнул спойлер, сверкая красным номером экипажа соперников… Когда штурман вопил, разрывая мембраны наушников – «Правый, сто десять!»… Когда прямоток захлебывался отсечкой, пульсируя огнем недогоревшего топлива, словно эхо сердцебиения… Когда поворот раскрылся, и он увидел, что лидер ошибся – камень сбил траекторию, можно проскочить… Он подумал о ней, а нога соскользнула с педали.
– Ладно, еще раз…
Когда дождь заливал сплошным потоком лицо, бровь онемела на окуляре оптики, а руки начали дрожать под тяжестью винтореза, который надо держать на весу, потому что не было упора в этом укрытии… Когда глаза резало, потому что он не моргал уже 2 минуты, боясь выпустить силуэт из вида… Когда траектория была просчитана, дыхание остановилось, а палец потянул курок – нежно, ласково, словно уговаривая, – он вспомнил о ней, а оружие дало осечку.
– Неудачный день какой-то, все время проигрываю, – сказал он коллеге, сидящему за столом справа. – Пойду я домой, – добавил, выключая компьютер, и, в который раз уже,… подумал о ней.
Улетай!
Жаркое солнце плавило асфальт. Колян сидел на корточках рядом со своим барахлом и смотрел вдоль пыльной обочины. Ленивый ветер едва шевелил травинку в уголке рта.
В зыбком мареве, где трасса переваливала за холм, показалась черная точка. Колян хлопнул по коленям, деловито поднялся и оглядел свой товар. Кочерга, три разномастные дверные петли, колокольчик для коровы, веник да лапти, что сплел накануне. Машина приближалась быстро, уже можно было разглядеть, что это джип. Колокольчик вряд ли будет нужен, подумал Колян, а вот лапти… Может быть, повезет. Все же местный колорит.
Машина начала тормозить, и Колян прикинул про себя, с чего начать разговор. Первые слова – это важно. Правильные слова – это дневной заработок.
Джип остановился точно напротив Коляна, и тот увидел в запыленном черном зеркале бокового стекла отражение своей осклабившейся физиономии. Стекло поползло вниз, повеяло кондиционированным воздухом. Колян едва открыл рот, как наружу высунулось широкое мужское лицо и с ходу спросило:
– А ты чего всё ещё здесь?
– А вот лапти… – по инерции начал Колян.
– Какие, к чёрту, лапти? На ракету опоздаешь, давай подвезу!
– Ракету?
– Ракету, ракету! Думаешь, целый год стоять будет? Кончай ваньку валять, поехали.
Тут Колян кое-что вспомнил. Ухмылка перекосила небритое лицо.
– Из телека ракета, что ли? Дык это враки всё! Бабка Матрена из Анисовки рассказывала, что невестка её видела как-то передачу, когда электричество-то ещё было, дык там всё объяснили…
– Враки? – Водитель слегка покраснел. – Ты что, совсем сдурел тут? Сколько времени уже талдычат по всем каналам, показывают, рассказывают… А этим – враки! – Он закатил глаза, не в силах поверить. – Всё, парень, приехали. Последний день сегодня. Ты как хочешь, а я собираюсь успеть.
Стекло начало подниматься.
– А лапти-то? – Колян с надеждой протянул руку.
– Нахрена мне там твои лапти? – возведя очи горе проворчал мужик и отодвинулся.
– Дык что, это правда, что ли? – крикнул Колян в щель закрывающегося окна.
– Конечно правда! – прокричал водитель, – стал бы я тут с тобой трепаться!
Он дал газу, и машина взревела восьмицилиндровым басом, сорвалась с места. Коляна обдало пылью, он зажмурился, а когда развиднелось – джип снова был черной точкой на перевале.
– Вот те на, – сказал Колян.
Через минуту, с рюкзаком на спине, он уже выволакивал из канавы свой еле живой велосипед. До деревни было пять километров короткой дорогой через гусиный овраг. Обычно ей не пользовались – комарьё заедало, но сейчас колеса словно сами покатились в ту сторону.