Меня спасло селфи

Дядя Сережа сажал меня к себе на колени, щекотал, тискал, мог поцеловать в шею, прижимал тесно и странно ерзал. Ему совершенно точно нравилось со мной обниматься – я, воспитанная девочка, терпела объятия, даже когда не хотела их. Все же дядя Сережа был из самого близкого круга, муж моей крестной… Иногда он больно щипал меня, иногда целовал в лицо – я никому не рассказывала. Я не знала, что рассказывать.

В детстве не видишь разницы между человеком и животным. И я одинаково любила их всех: тетю Марину, дядю Сережу и кота.

Понимаете, я считала себя взрослой и самостоятельной, я привыкла нести за себя ответственность сама. Да, бабушка, дедушка, прабабушка и мама (а вначале и отчим) меня обожали и баловали. Но как-то сложилось в нашей семье, что я – взрослая. Поэтому я выстраивала отношения с близкими сама. Я считала, что со всем разберусь, да и не с чем разбираться, просто дядя очень ко мне привязан.

Я всегда спала с тетей Мариной, а дядя Сережа – отдельно, в другой комнате. Я вообще любила спать со взрослыми, лучше всего – с мамой, но когда мама была в больнице, то тетя Марина тоже вполне подходила.

За годы, проведенные с крестными, я освоилась у них и чувствовала себя как дома, безо всякого смущения.

Шел двухтысячный год, мне исполнилось восемь лет.

В субботу после школы я пришла к тете Марине. Мы вкусно поели, поболтали, посмотрели телевизор и улеглись спать. В селе ложатся рано и рано встают. Когда я проснулась, было уже яркое солнечное утро. Через щель между шторами пробивался луч света, и в нем танцевали пылинки. Я села на кровати и сладко потянулась. С кухни доносился запах блинов. Бормотал телевизор.

Воскресное неторопливое утро у любимых людей, людей, которым ты полностью доверяешь.

Дядя Сережа в семейных черных трусах и белой майке зашел в комнату. Мне было физически неприятно на него смотреть – волосатый, с обвисшими бицепсами, веснушками на плечах, старый. Для восьмилетней девочки вообще все за тридцать – глубокие старики.

– Доброе утро, Машенька, – сказал дядя Сережа приторным голосом.

Как Лиса в сказке о Колобке. И улыбнулся тоже по-лисьи, немного заискивающе, сложив умильно губы. Я сидела на постели. Мне стало не по себе. Дядя Сережа опустился на край кровати рядом.

– Иди-ка обними дядю.

От него пахло потом, мылом и нечищеными зубами. Несмотря на улыбочку и сладкий голос, я чувствовала, что он напряжен. Он опасен. Опасный старик. Инстинкты кричали: уходи от него подальше. Но я была воспитанной девочкой и, конечно, инстинктов не послушала.

– Доброе утро, дядя, – сказала вежливая Маша.

Я не представляю, что происходило в его голове, как можно было так вообще поступить. Но дядя Сережа вдруг сгреб меня в объятия, жарко дыша, прижал к своей дряблой волосатой груди, к выпирающему животу и начал целовать в шею. Не просто чмокать, а засасывать, слюнявить, облизывать.

Почему я не закричала и не вырвалась? Я была ошарашена. Я не понимала, повторю, что происходит. Мне никто не рассказал, что такое вообще может быть, никто не говорил со мной, как поступать, когда к тебе пристает взрослый мужчина, и зачем вообще он пристает.

Дядя Сережа сопел мне на ухо, кусал за мочку, потом полез под футболку.

Грудь у меня еще даже не начала расти. Но дядя Сережа мял меня и щупал, продолжая слюнявить шею и лицо, а я будто окаменела. Шок. Ужас. Отвращение.

– Ты же не скажешь тете, – шептал он, щипал меня, мял. – Ты никому не говори, это наш секрет. Тебе же нравится, да? Хи-хи. И мне нравится. Машенька, ты же сама хочешь, да? Хи-хи.

Чего хочу? Что нравится?! Ничего мне не нравилось, я просто, как маленький зверек перед хищником, сжалась, замерла.

Дядя как-то особенно мерзко подхихикивал, руки у него были ледяными, потными. Несколько секунд – или минут, или часов, время остановилось – я ничего не делала. Не шевелилась, кажется, не дышала. Потом откуда-то появились силы. Я вырвалась из дядиных объятий и встала.

Он неуверенно улыбался, потирал ладони.

– Машенька, ну куда же ты, ты только не говори…

Я повернулась к нему спиной и на непослушных ногах вышла на кухню к тете Марине. Крестная уже напекла стопку блинов, от их запаха меня затошнило. В ушах звенело. Я с трудом сглотнула вязку слюну и сказала:

– Тетя, мне пора домой.

– Погоди, а как же завтрак? Давай, садись за стол!

– Садись-садись, – сладким голосом произнес дядя Сережа.

Он, оказывается, пришел на кухню следом за мной. Я шарахнулась в сторону. Тетя Марина, увлеченная готовкой, этого не заметила. Дядя Сережа с прежней гадкой ухмылочкой положил мне руку на плечо и сжал его.