Меня убил скотина Пелл

В салоне у дивана Говоров поставил магнитофон, вкрутил шнур с микрофоном, зарядил кассету, включил магнитофон, сказал классическое: «Раз, два, три, четыре пять, вышел зайчик погулять, вдруг охотник выбегает, прямо в зайчика стреляет»-. Прослушал запись. Все в порядке, чисто. Взглянул на часы. В принципе через минуту должен появиться зайчик, пардон, Алексей Скворцов.

Кто охотник?

Через двадцать минут Скворцова еще не было. Но англичане не полные идиоты, они должны привезти его под охраной! Может, для начала они выпустят прогуляться по скверу двух джентльменов, которые, греясь на солнышке и исследуя маршрут рыжего кота, заодно выяснят, не торчит ли на какой-нибудь крыше неизвестно откуда взявшийся трубочист.

Еще двадцать минут.

А может… Но почему Говоров должен ломать себе голову над проблемой безопасности Скворцова? Ведь за это деньги платят англичанам!

В матовом квадрате входной двери возник темный силуэт. Звонок. Говоров открыл дверь. Скворцов был один, и это был точно Скворцов — Говоров признал «фирменный», семейный лоб, высокий, как у Юры.

— Ты что, без сопровождающих?

— Здорово, Андрей! Дай обниму тебя. Да ты почти не изменился. Извини за опоздание, не там сделал пересадку в метро. Мои разведчики хоть и продолжают опеку, но давно мне разрешили ходить по городу одному. Только не приближаться к советскому посольству.

И вдруг сквозь лицо этого человека, явно задерганного, с напряженными глазами, с большим кривящимся ртом, проступил, просветился другой образ — молодого, застенчивого, симпатичного парня — ну да, теперь Говоров его вспомнил, действительно работали вместе в «Учительской газете», но почти не общались…

Первое получасовое интервью записали быстро, Скворцов всего несколько раз просил остановить магнитофон, чтоб обдумать ответы, но отвечал гладко, не тянул, не мекал, не хмыкал — вполне профессионально. Правда, он старался отделываться в основном общими фразами, не баловал интригующими подробностями, от конкретного вопроса: «Так что же произошло с вами в Риме?» — просто ушел, но Говоров не настаивал. Говоров для себя заранее решил, что не его дело докапываться до истины, его дело спрашивать — а вот ответы, версии пусть выбирает Скворцов (какие ему удобнее или какие ему позволены). Лишь в конце первой части Говоров пошел на обострение.

— Алексей Григорьевич! В советских газетах писали, что вас пытали западные спецслужбы, что в момент вашего выступления по английскому телевидению вы находились под действием наркотиков. Я в этом деле ничего не понимаю, но, может, и сейчас вы со мной беседуете в состоянии наркотического опьянения?

— О да! — сразу же ответил Скворцов. — Меня пытали. Меня пытали вкуснейшими бифштексами, тончайшими винами, прекрасными гостиницами, купанием в бассейнах и прогулками в парках. Что касается наркотиков, верно, до сих пор я испытываю наркотическую эйфорию при виде лондонских улиц, супермаркетов, красных двухэтажных автобусов, всеобщего изобилия — словом, всего того западного загнивания, о котором мы с вами так часто читали в советской прессе.

— О’кей! — Говоров выключил магнитофон. — Время ленча. Тебя надо кормить. Леня радушно предоставил в наше распоряжение свой холодильник, но если нам не возбраняется посетить какое-нибудь тутошнее заведение общепита…

— Конечно, — с готовностью согласился Скворцов. — Я знаю неподалеку уютный паб. Мы с Фридманом там уже обедали.

— Так как я на местном наречии ни бум-бум, то распределяем роли: ты заказываешь, я плачу.

— Роскошная контора твое Радио. А не хватануть ли нам для аппетита по стаканчику виски?

— После работы хоть бутылку. Пока обойдемся пивом.

Скворцов поморщился:

— Это не западный стиль. Мои разведчики мне позволяют и днем.

— А у меня сухой закон до девяти вечера. И я не хочу, чтоб в твоей московской газете написали, что ты давал интервью в состоянии алкогольного опьянения.

— Они все равно напишут, — убежденно сказал Скворцов. — Напишут, что ты меня пытал изощренным способом: не давал выпить, пока я не скажу всего, что тебе нужно!