Меня убил скотина Пелл

Здесь же заранее было известно (устроителям, во всяком случае), что ни малейшего внимания прессы или публики это сборище не привлечет, все ограничится говорильней в узком кругу, в холле отеля, рассчитанном на тридцать человек максимум. Тогда, спрашивается, при чем тут ССотК? И кого эти ораторы собираются спасать от коммунизма (себя они уже спасли, эмигрировав) — непонятно. Говорову любопытно было бы знать, как объяснял Самсонов доверчивым американцам необходимость сего мероприятия, требующего таких значительных расходов. Однако для Самсонова затея имела другой, и довольно прозрачный, смысл: показать братцам-кроликам (сиречь литераторам), что в эмиграции хозяин тов. Самсонов — почти как тов. Георгий Марков в Союзе писателей СССР. В его руках деньги, он может закатывать балы.

…Говоров не из лихости со свистом крутил виражи. Он опаздывал к самолету. Пока нашел место в паркинге, пока спустился в зал прибытия пассажиров — глядь, вся русская делегация уже на выходе, стоят с женами в стороне, чем-то неуловимо напоминая эвакуированных времен войны. Как Говоров и ожидал, из Америки прилетела не первая сборная. Нет Бродского, нет литературных критиков Вайля и Гениса, нет Довлатова. Правда, есть Аксенов (но это уже стало традицией — или Аксенов, или Бродский! Они не пересекались!). Кстати, где Аксенов?

— Где Аксенов?— спросил Говоров, сделав общий привет публике.

Заметив в его руке ключи от машины, ему радостно заулыбались:

— Андрей, ты приехал за нами? С автобусом?

«Так, значит, обещали автобус, которого, естественно, нет. Как нет и секретарш ССотК, которые, наверно, еще в постели у начальства. А может, вообще все начальство — президент, генеральный секретарь, председатель и директор — не опохмелилось и забыло о самолете из Нью-Йорка? Или увлеклось давним спором — кому отдавать Правобережную Украину?»

Говоров так завелся, ибо увидел генерала Григоренко — бледного, худого, в инвалидном кресле-каталке. Еще два года назад Говоров брал у него интервью по случаю выхода книги воспоминаний генерала во Франции, и тогда Григоренко выглядел вполне боевито. А теперь — полупарализован, сник, отсутствующий взгляд… Зачем старика надо было тащить в Париж? Для галочки в отчете? А если уж пригласили, то неужели ни одна сука из «Вселенной» не могла явиться в аэропорт загодя, оказать хоть генералу уважение?

Делиться своими соображениями с братьями писателями Говоров все же не стал, наоборот, постарался успокоить:

— Сейчас за вами кто-то приедет от Самсонова. Наверно, автобус в пробке застрял. Ждите, не расходитесь. А я смогу взять только Аксеновых.

— Хорошо Аксенову, — услышал Говоров завистливый вздох. Но он уже отходил от группы, разглядев Васю и Майю в другом конце зала.

(Мелькнула, ей-богу, мелькнула мысль: «Почему бы не взять Григоренко с женой? Ведь все поместятся!» Нет, решил Говоров, эту кашу заварил Самсонов, вот он пускай и расхлебывает.)

Несется машина по пустой автостраде в Париж. Куда-то рассосались все пробки. И в машине обычный для друзей веселый треп.

— Не слишком ли гонишь?

— Неправильно цитируешь. У классика так: «Не слишком ли грозен, как я погляжу».

— Майка, они в этом рабочем поселке Парижский жуть как все образованные. Давят нас эрудицией. Ладно, Андрюха, твоя машина — класс, я поверил. Теперь сбавляй газ.

— Вася, я держу сто тридцать, согласно дорожному знаку. Не нарушаю на клумбу. Это ты в своем Новом Свете отвык от скоростей.

— Да, в нашем захудалом Вашингтоне больше девяноста не сделаешь. Глухая провинция, сразу штраф прилепят. Майята, мы с тобой из глухой провинции.

— Это особенно заметно на фоне товарищей из делегации, к которой ты имеешь честь. Пальто на Майке от Кардена?

— В нашем Вашингтоне о Кардене не слыхали. Верно, Майята? Темнота. Разве что негритянка по глупости платье французской фирмы напялит.

— «Вася, Вася, я снялася в платье бело-голубом».

— А как там дальше? Майка, кажется, он забыл слова!

…И так еще километров десять. И вдруг:

— Если я правильно понял, парижские либералы не почтят наш черный шабаш своим присутствием?

— «Я, конечно, бюллетень взял заранее и бумажку из диспансера нервного». Я, Вася, заболею, имею право раз в два года. Но как В. П. общаться с Самсоновым после письма об увольнении?

— Письмо идиотское. Но один входил в запой, другой выходил из запоя. Если бы не раздули эту историю, они бы поладили.

Резко нажал Говоров на тормоз. Воткнулись в конец пробки. Братский привет от тружеников парижского транспорта. Теперь поползем с черепашьей скоростью. Но вот как все представляется из-за океана: один входил в запой, другой выходил! А кто писал донос на Говорова? И Говоров должен все это кушать? Почему же Вася не бежит целоваться с Бродским? Конечно, на расстоянии все кажется несерьезным.

Сменился темп движения, сменилась тема разговора. Раз Аксенов решил оставаться «над схваткой» — пусть. «Нас мало, и нас все меньше. А самое страшное — все мы врозь». В эмиграции — особенно. А то начнешь выяснять отношения, и… некому будет петь песенку «Вася, Вася, я снялася».

* * *