Для писателя важно иногда отстраниться от всего и от всех (Браво! Истина на уровне «Волга впадает в Каспийское море». Даже ниже) хотя бы для того, чтобы задать себе несколько глупых вопросов. В том числе и этот: зачем меня сюда принесло?
Я вспомнил свои поездки по Союзу и первую командировку в город Бийск на Алтае. Тогда я жил в общаге со строительными рабочими, в комнате на шесть человек. Сейчас в моем номере можно было бы разместить шестнадцать. Огромный номер в шикарной гостинице, хоть катайся по нему на велосипеде. Однако что из этого следует? Я стал счастливее, что ли? В Бийске, тридцать лет назад, я был легок на общение, предприимчив и полон грандиозных планов. Зато теперь пришло спокойствие — что-то в этой жизни я успел сделать. Стоит ли одно другого? Не знаю. Меняю шило на мыло.
Но, вероятно, надо, чтоб тебя куда-то несло, а не только шагать в выверенном направлении, иначе… И т. д. и т. п. Мелкая философия на высоте четвертого этажа гостиницы.
Несколько раз я звонил в Анн-Арбор. У Хозяйки и в мыслях не было приезжать в Вашингтон. Действительно, зачем?
И в аэропорт Детройта отвезла меня не она, а ее Первый Помощник.
Провожать меня вышли девочка, пудель и кот. Впрочем, не успел я еще сесть в машину, как пудель с лаем умчался под горку. Кот затаился в боевой позе, заметив соскочившую с дерева белку. А девочка…
У меня кольнуло в сердце от жалости. (Цитата из всей литературы, включая букварь.) Каюсь, признаюсь — все эти дни у меня к ней была злая ревность, ибо я ставил на ее место свою маленькую дочь. Но как я мог завидовать ей, как я мог думать, что ей лучше? Ведь моя дочка, может быть, когда-нибудь (во всяком случае, пока есть теоретический шанс) увидит своего отца, а эта девочка — уже никогда.
…А девочка в полном и благом неведении, кто и что про нее думает, вдруг запела какую-то песенку и начала прыгать, радуясь пробившемуся наконец сквозь туман солнцу, засверкавшему снегу, простору, птицам, белкам, прекрасному дню — прямо картинка с рекламной открытки благополучной и беспечной Америки.
РОНДО-КАПРИЧЧИОЗО
Примерно за год до ЭТОГО и почти до самого конца
Говоров, конечно, работал. Он приезжал туда каждую пятницу к двум часам дня. Сначала надо было оформлять какие-то бумаги в приемной, потом и эта процедура отпала, ибо администрация ушла в глухую, бессрочную забастовку. (Говоров бесился: он не может нигде и никак устроиться, а тут люди бастуют уже несколько месяцев, и над ними ничего не каплет, никакой черт им не страшен!) Так вот, Говоров проходил прямо в зал, разгороженный на квадраты высокими перегородками, искал глазами Карин, делал ей знак рукой, она с улыбкой спешила ему навстречу — блеклая, востроносая, но очень милая студентка в белом халате (белая мышь), — они уединялись в одной из квадратных клеток, и после, увы, обычно долгих приготовлений Карин усаживала его в кресло, точнее — укладывала, так как спинка кресла опускалась. В этом кресле он лежал три-четыре часа, не вставая, и иногда, если закрыть глаза, было даже приятно… Девичий локон касался его лба, тонкие пальцы осторожно трогают его губы. «Не закрывайте рот», — воркует Карин, он чувствует близкое дыхание юной женщины, старается совершенно расслабиться, и какие-то заманчивые воспоминания из далекого прошлого… «Как честный человек, — думал Говоров, — я должен бы на ней жениться: никогда ни с одной бабой я не проводил столько времени, можно сказать, рот в рот». И вдруг, как удар тока, сверлящая боль! Говоров не мог сдержать стона, Карин извинялась: «Я задела нерв», или: «Я достала иголкой десну», или: «У меня сорвались щипцы».
Говоров «работал» манекеном, живым станком, подопытным кроликом в зубной школе при госпитале парижского предместья, и белая мышка Карин старательно оттачивала на Говорове сложные и кропотливые приемы ремесла.
Всю жизнь Говоров мучился с зубами. Но незадолго до эмиграции ему поставили протезы из нержавейки в литфондовской поликлинике. Говоров прибыл на Запад, как хорошо отремонтированный советский танк — «гремя огнем, сверкая блеском стали». Как вы правильно догадались, ничто не вечно под луной. Литфондовская броня отказала — правильно вы догадались — почти сразу после увольнения. Знакомый дантист— правильно вы догадались — развел руками: «Надо менять все мосты у меня это очень дорого у вас нет таких денег знаю вашу ситуацию дам направление в госпиталь, там все значительно дешевле».