Меня зовут Арам

Мисс Балейфол (отныне я буду называть ее мисс, так как в то время, когда мы познакомились, она была, несомненно, одинокой, и я не знаю наверное, была ли она когда-нибудь замужем, думала ли вообще о замужестве и была ли когда-нибудь влюблена — в более раннем возрасте, разумеется, и, конечно, в какого-нибудь негодяя, который не принимал этого дела всерьез), — мисс Балейфол, говорю я, была женщиной образованной, читала стихи Роберта Броунинга и других поэтов и отличалась большой чувствительностью, так что, выйдя однажды на крылечко послушать, как мы разговариваем, не могла долго выдержать и воскликнула: «Мальчики, мальчики! Не произносите богомерзких слов!»

Пандро Колхазян был, с одной стороны, казалось бы, самый неотесанный мальчишка на свете, а с другой стороны — самый понятливый и учтивый, и вот за это-то качество я его и любил.

— Хорошо, мисс Балейфум, — сказал он.

— Балейфол, — поправила его леди. — Пожалуйста, подойдите ко мне. Оба.

Мы подошли к мисс Балейфол и спросили, что ей нужно.

— Что вам угодно, мисс Балейфум? — сказал Пандро. Мисс Балейфол сунула руку в карман пальто, вытащила пачку книжечек и, не глядя, протянула каждому из нас по одной. Моя книжечка называлась «Искупление, история одного пьяницы», а книжечка Пандро — «Обретенный покой, история одного пьяницы».

— Что с этим делать? — спросил Пандро.

— Я хочу, мальчики, чтобы вы прочли эти книжки и постарались исправиться, — сказала мисс Балейфол. — Я хочу, чтобы вы перестали богохульствовать.

— Здесь ничего не говорится о богохульстве, — сказал Пандро.

— В этих книжках содержится хороший урок для каждого из вас, — сказала леди. — Прочтите их и больше не богохульствуйте.

— Хорошо, мэм, — сказал я. — Это все?

— Нет, еще одно, — сказала мисс Балейфол. — Не можете ли вы, мальчики, помочь мне передвинуть фисгармонию из столовой в гостиную?

— Разумеется, мисс Балейфум, — сказал Пандро. — Когда вам угодно.

И вот мы вошли к ней в дом, и пока она поучала нас, как взяться за дело, чтобы ни инструмента не повредить, ни самих себя, передвинули его полегоньку из столовой в гостиную.

— Так вот, почитайте эти книжки, — сказала мисс Балейфол.

— Хорошо, — сказал Пандро. — Это все?

— Вот что, — сказала леди. — Мне хочется, чтобы вы спели. Я поиграю на фисгармонии, а вы спойте.

— Я не умею петь, мисс Балейфум, — сказал Пандро.

— Вздор, — сказала леди. — Конечно, умеешь, Педро.

— Пандро, а не Педро, — сказал Пандро. — Педро зовут моего кузена.

На самом деле имя Пандро было Пантало, что по-армянски значит: штаны, панталоны. Когда Пантало поступил в школу, учительнице, видимо, не понравилось это имя, и она записала в свой список «Пандро». Кузена Пандро звали Петрос, в школе же его переиначили в Педро. Разумеется, все было в полном порядке, и никто от этого не пострадал.

Не отвечая Пандро, почтенная леди уселась на табуретку, поставила ноги на педали инструмента и, не дав нам никаких указаний, заиграла какую-то песню, тягучую, скучную — очевидно, религиозную. Потом она запела. Тут Пандро шепотом произнес весьма нечестивое, чтобы не сказать непристойное, слово, которого мисс Балейфол, к счастью, не услышала.

Голос мисс Балейфол был не из тех, что производят впечатление. Педали своим скрипом заглушали пение, тонам фисгармонии не хватало чистоты, но, несмотря на все это, можно было понять, что голос у мисс Балейфол совсем не чарующий.

— Галилея, Галилея, — пела она.

Она обернулась к нам, кивнула и сказала:

— Пойте, мальчики, пойте.

Мы не знали ни слов, ни мелодии, но простая вежливость требовала, чтобы мы честно попробовали, что мы и сделали, стараясь по возможности следовать музыке, исходившей из фисгармонии, и возвышенным словам, исходившим из мисс Балейфол.

— Он грозой повелевал, усмиряя бурный вал, — пела она.

Всего мы попытались спеть три песни. После каждой из них Пандро говорил:

— Большое спасибо, мисс Балейфум. Можно теперь идти?

Наконец она встала из-за инструмента и сказала:

— Я уверена, что это пойдет вам на пользу. Если дурные приятели будут звать вас выпить, отвратитесь от них.

— Мы отвратимся, мисс Балейфум, — оказал Пандро. — Правда, Арам?

— Я лично отвращусь, — сказал я.

— Я тоже, — сказал Пандро. — Можно теперь идти?

— Прочитайте книжки, — сказала она. — Еще не поздно.

— Мы прочитаем, — сказал Пандро. — Как только выберем свободное время.

Мы покинули дом почтенной леди, вернулись во двор перед домом Пандро и стали читать ее книжки. Не успели мы прочесть и половину, как леди вышла на крыльцо и очень громким и возбужденным голосом сказала:

— Кто из вас это был?

— Кто из нас что? — опросил Пандро.

— Кто из вас пел? — сказала мисс Балейфол.

— Мы оба пели, — сказал я.

— Нет, — сказала мисс Балейфол. — Только один из вас пел. У одного из вас превосходный христианский голос.

— Не у меня, — сказал Пандро.

— Это ты, — сказала мисс Балейфол, обращаясь ко мне. — Это был ты, Юджин.

Арам, а не Юджин, — возразил я. — Нет, едва ли у меня такой голос.

— Мальчики, идите сюда, — сказала мисс Балейфол.

— Кто из нас? — сказал Пандро.

— Оба, — сказала леди.