Меня зовут Гоша: история сироты

– Да, – и снова мои мысли, с которыми мне вдруг захотелось поспорить, – меня тоже иногда бесит критика других людей. Но ведь критик может быть как зеркало, в которое ты смотришься и видишь свои минусы и плюсы. Если честно, я благодарен каждому, с кем столкнула меня жизнь. Одним за помощь, другим за пример, третьим за урок. А некоторым за то, что они до сих пор со мной. Неважно, тонул я в дерьме или стонал по пустякам. Вот таких нужно искать людей! Которые всегда будут рядом. Которые подадут тебе руку, чтобы ты вылез из дерьма, поддержат и в крупном, и в пустяках. И попробуют сделать так, чтобы на твоем кислом лице засияла улыбка.

Она обняла меня так сильно, как будто я был мягкой игрушкой, и проговорила:

– Иногда бывает очень сложно объяснить все то, что я сейчас чувствую.

– И мне тоже, – я прижал ее к себе, – иногда мне кажется, что еще недавно у меня вообще не было чувств. А сейчас они просыпаются. И я их боюсь.

Я сидел и сам не мог понять, что сейчас происходит. Почему я в первую же ночь сижу в кустах и в обнимку с девушкой, которая еще не знает меня, не знает моих минусов и плюсов. Она просто сразу доверилась мне. И воспринимает меня так, как видит своими глазами. Вот бы все люди, с которыми сталкивает меня судьба, умели так!

– О боже! – я шуточно закричал, чтобы разрядить обстановку. – Как так могло случиться? Красивая девушка сидит рядом со мной, греется у меня на груди, а мы еще даже не целовались.

– Что-то не так? – игриво усмехнулась она.

– Все так. Лежи, как лежала, – засмеявшись, ответил я, – просто имей в виду на всякий случай, я тот человек, который может за секунду психануть, возненавидеть весь мир и через пару минут как ни в чем не бывало заулыбаться и говорить, как прекрасна эта жизнь.

Она тоже засмеялась, и мы замолчали. Сидели в тишине, обняв друг друга. Блин, это было так прикольно! Просто тепло родных душ. Ни мыслей о сексе, ничего. Кстати, забегая вперед, мы с Соней так и остались как брат и сестра, никаких приключений. Но время поджимало, и нам надо было идти в свой корпус, чтобы лечь спать. А нам было настолько комфортно друг с другом, что хотелось в такой вот позе, обнявшись, пролежать до утра. Но меня клонило в сон, да и ее тоже. Она легла на мои колени и, прикрыв глаза, лежала неподвижно. Я начал щекотать ее по животу.

– Блин. Хватит щекотать, – вскрикнула она, – если что, то я не несу ответственности за нанесенные травмы! Могу случайно сделать тебе очень больно!

Мы неохотно поднялись с холодной земли, снова выкурили по сигарете и отправились в корпус по своим комнатам, пожелав друг другу спокойной ночи. Я, не раздеваясь, упал на кровать и сразу же отрубился. Мне стало так хорошо и спокойно! Я понял, что в мире есть люди, которым неинтересно ругать меня и осуждать. Они видят во мне что-то большее, чем мои поступки, – то, что я ощущаю в себе, но никак не могу понять.

Глава 25 Каторга

До конца четвертого класса я еще старался учиться. А вот в пятом классе, с подростковым возрастом, все резко изменилось. Мы перешли в учебный корпус, и там все снова в который раз оказалось другим. Новые преподаватели, новые предметы. Сложно было во всем этом разобраться. Тем более меня занимали совершенно другие мысли. И связаны они были совсем не с учебой. И это несмотря на то что у нас в баторе собрались в общем-то хорошие учителя.

По физике был очень старый учитель – он потом умер. Когда преподавал у нас, уже реально был очень древним, ему было не меньше восьмидесяти лет. Каждое утро, до начала уроков, он выходил на нашу спортивную площадку. Специально приезжал в детский дом пораньше – где-то в семь утра уже был на месте. И мы, поеживаясь от холода после теплой постельки, наблюдали за ним из окна. День он начинал с упражнений – подтягивался, приседал, отжимался. Прикольно было! Мы вечно удивлялись, как у него хватает энергии. А он, думаю, делал это специально для нас, чтобы мы, глядя на него, тоже увлеклись спортом. Но куда там! Нам было лень.

Биологичка у нас тоже запоминающаяся была – с необычной прической. Мы сидели на ее уроках и гадали, парик это у нее или настоящие волосы. Даже поспорили однажды. Оказалось, настоящие.

Математику у нас вела Ольга Сергеевна, тоже бодрая такая старушечка. Она все время вокруг меня прыгала:

– Гоша, Гоша, заниматься, заниматься, давай, давай!

– Не хочу.

– Гоша, Гоша, надо! Давай, давай!

Она беспокоилась за меня. Но у меня уже совсем не было сил на учебу. Все они уходили на чувства и на мысли о жизни, в которых я теперь постоянно пропадал.

Нашим классным руководителем был историк, Евгений Константинович. Молодой такой, огромный, широкий. Всегда, когда у нас были каникулы, выгонял нас на улицу.

– Так, все, на площадку, на площадку! – зычным голосом кричал он.

Мы смотрели на него молча, несчастными коровьими глазами.

– Все, выходим-выходим! – историк не отставал. – На площадку, заниматься спортом!

– Неееет, – мы ворчали и упирались, – у нас каникулы.

– Спортом надо заниматься! – упертый был, жуть. – Есть свободное время – значит, спорт!

– Неее, неохота.