Меня зовут Гоша: история сироты

Я тогда решил, что останусь на второй год, и вот его уже реально кину на то, чтобы учиться. А пока – бесполезно. Я не понимал, как преподает математичка, не мог сообразить, что она вообще говорит. Ладно, старые темы – через раз худо-бедно что-то там еще вспоминал. Но новая информация в голову совершенно не заходила. Материал она давала на непонятном мне языке – было такое чувство, что сижу и слушаю урок на китайском. Куча терминов, специальных слов. Я только глаза таращил: «Что, блин?! Ладно, посижу пока, учебник полистаю». Она считала, что математика у меня на уровне третьего класса. А тут сразу девятый! Это просто взлом мозга.

По английскому я тоже не мог с места сдвинуться – точно такая же абракадабра. Мы с англичанкой договорились о том, что буду просто тихо сидеть на ее уроках и за это получать свои тройки. То есть «удовлетворительно» она мне ставила просто за то, что я не «взрываю» класс. Поначалу она еще что-то пыталась сделать – давала мне простые тексты переводить, для первого года обучения буквально, еще что-то предпринимала. Но потом поняла, что совсем никак. Максимум, чего от меня можно добиться, это чтобы я не мешал заниматься другим. Потому что до нашей договоренности я просто срывал уроки. Хихикал, ржал как больной, перебивал ее, включал музыку на всю громкость, разговаривал с соседом по парте. Ее, конечно, бесило. А я и сам не знаю, зачем так себя вел. Наверное, от отчаяния.

– Гынжу! – она краснела от ярости. – Завтра родителей в школу!

– У меня родителей нет, – я смотрел на нее с вызовом.

– Приводи директора детского дома, воспитателя. Кто у вас есть?

– Окай, – я не спорил, соглашался. И никого, конечно, не приводил.

Но один раз директор детского дома вместе с заместителем все-таки пришли по моему поводу в школу – их официально вызвали. Сам Виктор Яковлевич и еще Светлана Борисовна. Это было в конце учебного года, когда меня готовили на отчисление. Большие начальники вместе с директором школы закрылись в его кабинете, а меня посадили в коридоре ждать конца этого совещания. Правда, я так и не узнал, о чем они говорили и чем все закончилось: сначала сидел в коридоре, ждал их, ждал, потом оказалось, что все это занимает слишком много времени, поэтому я просто встал и пошел гулять. Надоело сидеть в коридоре.

Но это было уже в финале. А вначале, в сентябре, я еще ходил на все занятия. Потом постепенно стал все больше и больше пропускать – все равно ничего не понимал. И где-то перед Новым годом окончательно забил на школу – на уроках фактически не появлялся. Если поначалу сидел, писал на уроках, старался что-то запомнить и, когда надо, ответить на вопросы, то потом, если и писал что-то, то чуть ли не левой ногой. Надоест – поставлю точку и сижу, смотрю в потолок, ничего не делаю. Сижу, листаю ленту ВКонтакте, потом выйду в туалет, потом – покурить. Вернусь, все, урок уже закончился.

– Гоша, где ты был?

– В туалете, – отвечал я вежливо, – простите, живот заболел.

С весны я окончательно перестал появляться на уроках – целыми днями гулял. Выходил утром из детского дома вместе со всеми, шел в школу – надо же было сказать одноклассникам «привет!», руки пацанам пожать, покурить с ними, постоять, поразговаривать. А потом – бззззз, звонок!

– О, пацаны, у вас урок! Давайте, дуйте. А я пошел.

И гулял. Ехал в центр, шатался по Москве, изучал город. Открывал для себя новые места. Думал о жизни. Я везде ходил один, никого за собой не тянул и прогуливать друзей не подбивал. Если им надо – пусть учатся. Конечно, мне все говорили одно и то же:

– Гоша, ты проебываешь школу!

И друзья говорили, и одноклассники; и учителя, и сам директор детского дома – только другими словами.

– Я знаю, – отвечал я, и на этом наш разговор и заканчивался.

Что будет дальше, я не понимал. Просто надеялся, что меня оставят на второй год. Не знал, что школа наотрез отказалась это делать, и думал, что уж в следующем-то году я реально начну заниматься. К нам в детдом в конце учебного года как раз начали приходить всякие студенты-волонтеры, которые бесплатно занимались репетиторством. Еще у нас появилась новая воспитательница Елена Васильевна – она раньше математичкой работала, когда еще школа была у нас в детском доме. И она тоже с нами занималась бесплатно. Я сам себя успокаивал тем, что теперь-то возможности есть, со следующего года реально буду учиться.

Елена Васильевна в тот же год попробовала позаниматься со мной, чтобы время не терять.

– Гоша, давай, – настаивала она, – несколько месяцев осталось, подготовлю тебя к ОГЭ. На тройку сдашь!

– Елена Васильевна, простите, – отвечал я, – вообще в голову ничего не лезет. Сейчас я реально не хочу вникать.

– А чего хочешь-то? Времени уже практически нет!

– Сейчас я хочу погулять хорошенько, – отвечал я, – а в следующем году мы с вами встретимся.

– Ну, ты дурной! – не выдерживала она.

А я и не спорил. Сам так считал, только вслух не говорил. И мысленно отложил все на следующий год. Хотя школа тем временем уже оформила документы на мое отчисление. И никакая учеба мне, грубо говоря, в принципе не грозила.