Меня зовут - Кожа

Я не знаю, кто прав. Прошлой осенью доктор измерял наш рост в школе. У меня оказалось сто тридцать девять

сантиметров. Если бы я был с волосами, то вышло бы все сто сорок. Мне исполнилось двенадцать лет. Я закончил

пятый класс. Больше о себе писать нечего. На этом я заканчиваю первую главу и перехожу ко второй.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Которая рассказывает о приезде Каратая к нам в дом, о беспокойных мыслях и о следе на песке.

Так и есть! Опять принесло сюда эту нечистую силу! С самой прошлой осени этот трехколесный мотоцикл каждое

воскресенье появляется у наших ворот. Торчит, как лошадь на привязи, и нюхает наши косяки! Я даже не знаю

теперь, кого я больше ненавижу: эту трехколесную рухлядь или ее хозяина.

На мотоцикле раскатывает комбайнер Каратай из соседнего колхоза. «Каратай вдовец» называют его, потому что два года назад он похоронил жену.

Добро бы он приходился нам родственником. Нет! Это абсолютно посторонний человек. И он смеет ходить за

мамой как тень, не отстает от нее, каждое воскресенье наведывается в гости... Как только я вижу этого

человека, во мне все закипает от злобы.

Я лягнул колесо мотоцикла по спицам. Мне хотелось обругать машину. Это она во всем виновата: привозит сюда

Каратая. Если бы комбайнеру приходилось тащиться в наш аул пешком, может быть, он и не показывался бы у нас

так часто. Хорошо бы сжечь мотоцикл! Я толкнул его снова. На этот раз посильней.

Но разве дождешься ответа от бессловесной техники! Мотоцикл покачнулся, скрипнул и снова выпрямился.

В передней комнате бабушка взбивала молоко в кадушке. Я бросил на пол удочку и двинулся прямо в горницу.

— Погоди.— Бабушка ухватила меня за рукав.— Там гости.

— Ну и что!— произнес я как можно громче — пусть Каратай слышит.— Я очень рад гостям!

Рванув дверь, я вошел в горницу.

Каратай и мама сидели у стола и тихо разговаривали. Услышав грохот двери, они одновременно подняли головы.

На лице Каратая появилось выражение неодобрения и какая-то растерянность. Что касается мамы, то, повидимому, мой шумный приход пришелся ей тоже не по душе.

Каратай улыбнулся. Лицо его казалось приветливым и добродушным. Но я- то знал, что за всем этим таится коварство и фальшь.

— Э, Кожатай, а где же твое приветствие?— спросил он.

Мама не раз повторяла мне, что неприветливость — худший признак невоспитанности. Я был обязан выполнить свой долг.

— Здравствуйте,— сказал я хмуро.

— Что с тобой?— ласково поинтересовалась мама. Обидел тебя кто-нибудь?

— Ничего. Так просто,— буркнул я и присел у этажерки в дальнем углу комнаты.

Входя в горницу, я не знал еще, зачем мне это нужно. Так просто, вошел в порыве гнева. Теперь мне нужно было сделать вид, что я пришел по делу, и не торчать как столб.

Повернувшись спиной к маме и Каратаю, я стал копошиться в куче старых журналов и газет. Сам. аллах не знал, вероятно, что я там искал. Я чутко прислушивался к тому, о чем говорили мама и Каратай.

— Да... весна была дождливой,— говорил Каратай, как-то по-особому, противно растягивая слова. У нас в

«Коминтерне» хлеба сейчас по пояс. Если устоят против осенних градов и ливней, неплохой доход придется на трудодни...

«Трудодни тебя интересуют,— усмехнулся я про себя.— Как же, рассказывай. А то я не чувствую, что разговор шел совсем о другом!»

Я продолжал рыться в бумажной куче, стараясь не упустить ни слова.

— Да, доход будет неплохой,— подтвердила мама.

А я в ее голосе слышал совсем другое: «Эх, Каратай, не обманешь ты моего сына. Он все знает, все понимает».

Несколько минут прошло в молчании. Потом Каратай, так и не дождавшись моего ухода, начал что-то шептать. Я

разобрал только одно слово: «обижусь». Он еще обижается! Да пусть он уйдет из этого дома, сгинет с глаз долой!

Моя не произнесенная пламенная речь против Каратам была прервана мамой. — Что ты там ищешь, сынок?— спросила она.

Меня словно плеткой по спине вытянули. Этого еще не хватаю... «сынок».

Всегда мама меня называла по имени...

Эх, мама! Как посмотрела она на меня! Казалось; глаза ее говорили: «И не стыдно тебе хитрить со мной?» Я

опрометью выбежал из комнаты, схватив первый попавшийся журнал.

В этот день Каратай недолго засиделся у нас. Он вышел из комнаты почти следом за мной. Обычно, покидая наш

дом, Каратай тепло прощался с бабушкой и, будто не зная о моем отношении к нему, шутил со мной и ласково

хлопал по плечу. Частенько он предлагал мне прокатиться на мотоцикле. Это он делал, конечно, стараясь «подкупить» меня.

В этот раз Каратай был, явно не в духе. Его темное лицо почернело еще сильнее. Он хмуро взглянул на меля, пробурчал: «Матушка до свидания», и вышел. Через минуту у крыльца послышалось чиханье мотоцикла.

Неужели мама хочет выйти замуж за Каратая? Не может этого быть! Разве мы втроем, я, она и бабушка, не

живем так мирно и дружно? Зачем нам нужен Каратай с его грязным и чумазым старым мотоциклом?

Я бы сам сказал об этом маме. Но мне неловко... Разве мама сама не знает, как ей быть! Маму уважают за

хороший характер и светлую голову все в ауле — и старые и малые. Разве иначе ее выбрали бы два раза подряд в

депутаты сельского Совета?