Меня зовут Марсель! (СИ)

— Да не вопрос! — ответила Лика, в трубке послышался треск, — ща, погоди, дверь открою… Да, але! Так, коробка говоришь… Вижу… Огоооооо! Lady Dior! Ты че молчала, что у тебя такое богатство есть?

— Не трогай!!! — почти закричала я, представив, как Лика достает мою реликвию.

— В смысле? Ты че? Подруга, тебя не узнать вообще последнее время!

— Да, хорошо. Положи, пожалуйста, на место, и убери коробку, — как можно спокойнее постаралась сказать я.

— Блин, Маш! Дай потаскать, а? На один день! Надо Лешику показать, что я не такая простая…

— Лика, повторяю, не трогай! Положи на место и не прикасайся! — почти прорычала я.

В трубке повисло молчание.

— Да пошла ты! — раздалось у меня в ухе, — сиди на своей сумке жопой, сколько хочешь! Ни себе, ни людям! Платье постираю и верну! Все! Чао! Жмотница! Шмоточница подпольная! Как еще на платье размилостивилась! Всегда знала, что ты богатая зазнайка!

Лика повесила трубку.

Меня трясло.

От непонимания. От того, что я поссорилась с подругой. От ее слов. От того, что ей не пришло в голову спросить, почему мне важна эта вещь.

Я посмотрела на часы. Третий час дня. Сколько мне еще тут торчать?

Все происходящее вокруг: склоки Марины, выходки Вадима, нужды Пижона — все это показалось таким мелким. По сравнению с сумкой моей мамы, брошенной посреди комнаты в потасканной коробке.

С сумкой, к которой я боялась не то, что прикоснуться — даже взглянуть на нее! И теперь моя подруга, ни на йоту не понимающая ценности этой вещи и вертевшая эту реликвию в руках, выкрикивала мне в трубку всякие гадости! А вдруг Лика со зла…

Я лихорадочно набрала номер подруги.

— Что, раскаялась? — воображение нарисовало, как Лика вскидывает брови.

— Лик… — я запнулась, — прости. Просто… Просто это сумка мамы.

— Тетя Ира никогда бы не пожалела мне сумку дать поносить! — выпалила Лика.

«Тетя Ира». Да, маму звали Ира. Иришка. Так часто звал ее папа. Такая солнечная версия очень подходила моей маме.

— Лик. Для меня это — сокровище.

— Конечно, сокровище! Винтажная Lady Dior!

— Лик, не в том плане сокровище, пойми…

— Знаешь, я вот всегда знала… Нет, правда! Вот тебе, помнишь, жрать было нечего и ты у меня деньги занимала? Я, знаешь, тоже не шиковала, но на тебя всегда находила!

— Да, я помню… — сказала я, — спасибо тебе.

— Да дело не в спасибо! Это какой же надо быть, чтобы мои крохи тащить, когда у самой в заначке такая сумка! Чего я еще о тебе не знаю?

— Лик, это для меня не сумка! Это — часть мамы!

— Маша, это — деньги! А память — у тебя в голове! Ты была готова с голоду сдохнуть, но рядом с сумкой? Ты не подумала, что можно было ее продать и махом решить кучу проблем?

— Лик, я справлялась…

— Да, ты справлялась! Молодец! С моей помощью! А сама, без меня, где бы ты была? А когда мне бабло на институт было нужно? Ты мне помогла? Нет! Я сама выкручивалась! А теперь я узнаю, что ты своей тощей жопой на куче бабла сидела! О покойнице память она хранила! Нежная какая! А когда живой мне помощь нужна была? Ты ведь не вспомнила о своей сумочке! Лика сама выпутывалась! Фу, Маша! Подавись своей сумкой! И пошла ты!

Снова связь прекратилась.

Дрожащей рукой я положила телефон на кровать.

Взяла жилетку и, как в тумане, спустилась вниз.

Глава 36. Идея сработала

Марсель

В зале у лестнице было много народу. Марина ходила с бокалом шампанского в руке. Увидев меня, она, с широкой улыбкой, подошла. Рядом с ней приблизилась и Мадина.

— Se sentir redondant, mon cher?[1]

— Laisse-moi, l’imbécile![2] — не задумываясь, выпалила я и прошла мимо. Краем глаза считала перекошенное лицо Марины. Мама, свободно владеющая французским, обучила меня языку к пятому классу. Жаль, правда, ругательств крепких я так и не выучила. Но не важно. Так Марина точно поймет, о чем речь.

Я шла к машине Пижона, чтобы сказать ему, что уезжаю. Довольно с меня. Я не смогу тут дальше продолжать играть какую-то там роль!

Машина медленно катилась по дорожке перед домом. Неподалеку от меня она притормозила и с водительской стороны выбежал сияющий Вадим.

— Рептилия! Ты видела?! Видела? Видела, как я проехал?

От вида раздираемого восторга мальчишки я не смогла сдержать улыбки. Следом за Вадимом ко мне шли широко улыбающиеся Пижон и Юсупов.

— Молодец! — я выставила большой палец.

— А еще! Смотри! — сияющий Вадим протянул мне мной же написанную бумажку, что Пижон должен был подложить в бардачок, — смотри, что я нашел! Читай!

— Великая искра — не то, чем кажется, — вслух зачитала я собственный текст, — ищи ее в мальчике-пианисте с темными волосами.

— Я — пианист! И у меня темные волосы! Прикинь!

Пижон смотрел на меня с нескрываемым одобрением, Юсупов с улыбкой. Вадим прыгал вокруг меня.

— Все совпадает! — подтвердила я.

— А теперь — в дом! — скомандовал Юсупов.

Вадим неохотно поплелся домой, что-то рассказывая отцу.

— Мне надо уехать, — сказала я Пижону, когда Юсупов с сыном были далеко впереди.

— Я помню. Подожди до вечера, пожалуйста. И я либо сам тебя отвезу, либо организую тебе безопасный трансфер, — ответил Пижон, глядя на меня.