Меня зовут Ворн

Митька, подведя угольно-черного мара, тихонько стоял, ожидая, когда господин сотник его заметит и заберет своего Демона. Тот о чем-то задумался. Видимо, о чем-то хорошем, потому что вид у него был как у мрякула, обожравшегося сметаной. Митька, в принципе, был доволен судьбой. Рабская серьга ничуть не портила его душевного состояния. Скучает ли он по дому – да, но не особо сильно. Там он вечно был изгоем, оборванцем, обузой и так далее, а тут он нашел свое место. Первые месяцы, конечно, приходилось туго, но теперь, когда он даже имел собственные деньги, и немалые, и мог сам купить себе то, что пожелает, купаться в теплом море, кататься на марах, он был полностью счастлив. А еда… такой еды, сидя в деревне, он бы в жизни не увидел. Старый завхоз баловал его, частенько угощая невиданными сладостями. Так же Митька подтянул свою грамматику и счет и теперь помогал заполнять бумаги. Да он вообще кругом поспевал, за что его тут ценили. Бывало, иногда хвалили, чаще, конечно, словом, но и монетка звонкая тоже иногда перепадала, особенно после того, как Евсей, завхоз, при котором он числился, надел ему серебряную серьгу. Теперь его посылали во дворец с донесениями. Иногда, очень редко, он виделся с Аняткой и Доней.

«Везучие», – вздохнул Митек с легкой завистью.

Им сразу вдели золотые серьги, а на ноги надели драгоценные браслеты. У девочек с рангами было немного иначе. Там по количеству и ширине браслетов читалось, кто выше, а кто ниже. Очень хотелось сообщить им про Калина. Сказать, что он в городе. Вот бы обрадовались. Интересно, почему он вчера не явился на встречу? Случилось, может, чего?

Пока Митек думал, Крам сел на Демона и умчался в сторону самого элитного района этого города. Дома там сплошь из дорогого сияющего камня, который при восходе и закате переливается всеми цветами радуги. Сказочные сады поменьше, конечно, чем дворцовые, но от того не менее прекрасны. Фонтаны и чудные статуи, прогулочные дорожки, вымощенные белым камнем. Район тот славился постоянным теплым бризом, сдувающим прочь вездесущую мошку и приносившим высокородным жителям свежесть в самый жаркий день. Выходил он аккурат на жемчужные пляжи. Белый песок, мелкий и мягкий, мерцал словно жемчуг, когда его пересыпаешь с ладошки в ладошку. Митек был там уже не раз. В его комнате на тумбе стоял глиняный горшочек с этим чудесным песком, который мальчишка тайком набрал в карманы. Теперь по вечерам, перед сном, он пересыпает мерцающие песчинки из руки в руку и мечтает, что когда-то и он сможет гулять по белым дорожкам и нежиться в мягком песке.

Глава 22

Неделя, может, две прошло с тех пор, как Калин очутился в подземном каземате. Ему в дверную прорезь у самого пола раз в сутки просовывали деревянную плошку с совершенно несъедобной бурдой, иногда кусок черствой, заплесневелой хлебной лепешки. Воду он добывал сам – она капала с потолка у дальней стены камеры. И видимо, капала там не первый год, потому что выбила в каменном полу целую лунку. Вот из нее мальчик и лакал, словно зверь. Дверь за этот срок ни разу не открывали, с ним не говорили. Он даже лица своего «кормильца» не видел. Тот не дотягивал ростом до зарешеченного оконца. Можно было подумать, что это ребенок, если бы не слишком тяжелые и неспешные шаги. Дети так не ходят. Калин предположил, что надзиратель просто мал ростом, но не возрастом. Несколько раз сквозь двери он пытался поговорить с тюремщиком, но тот, пропихнув еду, молча уходил. Услышав человеческую речь, Калин вскочил на ноги. По коридору шли трое, один из них тюремщик – звук его шагов Калин на всю жизнь запомнил.

– …что ему сделается, господин, живый, конечно. Кормил справно, как и велено было, никого не подселял. В порядке он. Шевелькается там. Горланит иногда.

– Орет, что ли?

– Не. Песни горланит. Про орла и неволю, – каркающе засмеялся хриплый голос. – Красиво поет, стервец.

Брякнула связка ключей.

– Жаль, что переводите. Скучать буду.

«Скучать он будет… козел», – думал Калин, в ожидании глядя на двери.

В окошке показалась гладко выбритая рожа.

– Спиной к двери на пол сел! Руки в дыру просунь и не балуй смотри.

Калин молча выполнил приказ. Больно закусив кожу, на его запястьях защелкнулись браслеты наручников.

– Вставай, отойди к стене. Лицом к стене.

Калин встал. Щелкнули замки, визгливо скрипнув, отворилась дверь. Калин зажмурился от слишком яркого света. В коридоре пылали факелы. В камеру зашли двое. Острие уперлось промеж лопаток.

– Шелохнешься, проткну, – сухо прозвучал голос.

На ноги ему надели кандалы.

– Пошел! – грубо толкнув древком копья в спину, произнес имперец.

У дверей стоял пожилой карлик в серой холщовой рубахе и красной безрукавке. Полосатые широкие шаровары придавали ему потешный вид скомороха. Калин невольно усмехнулся.

– Поскалься мне еще тут, певун. Как княжеские покои, скоро будешь вспоминать мой каземат.

* * *