Менялы

— Мистер Уэйнрайт, три недели, как я вышел из тюрьмы. Вот уже больше недели у меня нет денег. Я три дня ничего не ел…

С лица Уэйнрайта мало-помалу сошло жесткое выражение. Он попросил Майлса сесть, а сам вышел из кабинета и дал своему секретарю пять долларов, чтобы тот купил в кафетерии бутербродов и молока. Когда он вернулся в кабинет, Майлс Истин сидел на стуле, всем видом воплощая отчаяние и безнадежность.

— А полицейский офицер, который за вами сейчас наблюдает, помог вам чем-нибудь?

Майлс горько сказал:

— У него таких, как я, вагон. Сто семьдесят пять человек. За каждым он должен следить, вызывать каждый месяц для беседы. Что он может сделать?! Работы вообще нет. А его предупреждениями сыт не будешь.

Уэйнрайт знал, о какого рода предупреждениях шла речь. Не общаться с другими бывшими уголовниками; избегать мест, посещаемых уголовниками. Нарушение этих правил вело к немедленному возвращению за решетку. Однако на практике эти правила были невыполнимы. Бывший заключенный, лишенный средств существования, был один на один против общества, и общение с ему подобными оказывалось единственным способом выжить.

— А где вы искали работу?

— Повсюду, где только возможно. И, поверьте, я был готов на все…

После трех недель поисков он наконец нашел место судомойки в третьеразрядном ресторанчике на окраине. Хозяин, старый меланхоличный итальянец, согласился нанять Истина. Но когда Майлс сказал, что сидел в тюрьме (а об этом он обязательно должен был ставить нанимателя в известность), он увидел, как хозяин невольно бросил взгляд на кассу. И хоть ресторатор все же хотел взять его, жена стояла насмерть. Сколько Майлс ни просил, ни к чему это не привело… То же самое происходило и в других местах.

— Если бы я сумел что-либо для тебя сделать, я бы наверное сделал, — сказал Уэйнрайт, смягчившись. — Но, к сожалению, ничем помочь не могу. Нет у нас ничего подходящего здесь, поверь мне!

Майлс мрачно кивнул головой:

— Я знал, что так будет…

— Что же ты намерен делать дальше?

Он не успел ответить, как пришел секретарь с целлофановым пакетом и сдачей. Уэйнрайт вытащил молоко и бутерброды.

— Можешь поесть, если хочешь, — проворчал Ноллан.

Майлс схватил бутерброд трясущимися руками и стал пожирать пищу с такой скоростью, что два раза подавился. Ноллан наблюдал за ним, обдумывая что-то.

— Ты так и не ответил на мой вопрос, как думаешь жить дальше.

— Не знаю.

— А по-моему, знаешь. Хочешь соврать. Зачем?

— Какая разница…

— Я знаю, что ты решил сделать, — сказал Уэйнрайт. — Пока ты старался не входить в контакт с людьми, с которыми познакомился в тюрьме. Но сейчас решил пойти к ним. Даже если тебя за это посадят…

— А есть у меня другие шансы? Если уж вы такой умный, то зачем спрашиваете?

— Значит, у тебя все-таки сохранились контакты?

— Если я скажу, что есть, — промолвил Истин с горечью, — то первое, что вы сделаете, это подойдете к телефону и сообщите офицеру, который наблюдает за мной…

— Нет, — Уэйнрайт покачал головой, — как бы там ни было, я тебе обещаю, что этого я не сделаю…

— Что значит — как бы там ни было?

— Видишь ли, кое-что можно для тебя сделать. Если бы ты хотел рискнуть, конечно. Но, предупреждаю, риск очень велик…

— А что это за риск?

— Давай пока не будем об этом. Если понадобится, мы вернемся к этому разговору. Расскажи мне, пожалуйста, о людях, с которыми познакомился там, в тюрьме, и о тех, с кем сейчас можешь встретиться. Я даю тебе слово, что не воспользуюсь твоей откровенностью…

— Откуда мне знать, что вы меня не обманете? Ведь однажды вы меня уже взяли на пушку…

Ноллану живо вспомнилось, как Майлс растратил казенные деньги… Не просто растратил, а пытался свалить вину на честнейшую сотрудницу банка. Тогда Уэйнрайт приехал к Майлсу Истину ночью домой, застал врасплох и заставил признаться в преступления.

— Ты прав, — сказал Ноллан, — гарантий у тебя нет никаких. Но будь я на твоем месте, я бы уцепился за эту возможность. Я бы поверил. Не хочешь — иди и обратно не возвращайся…

Майлс сидел молча, нервно кусая губы, потом без всякого перехода заговорил.

Он рассказал, как в тюрьме к нему впервые подошли представители мафии. Они сказали, что ему передавал привет с воли гангстер-одиночка Игорь Омински. Поскольку он никого не «заложил» ни на следствии, ни в тюрьме, его теперь считают железным парнем. Поэтому проценты на долги Истина Оминскому и другим ростовщикам-букмекерам не будут засчитываться за время его пребывания за решеткой. Посыльный мафии сказал так: «Омински остановил часы на время твоей отсидки»…

— Но теперь-то ты на свободе, — заметил Уэйнрайт, — значит, часы опять пущены…

Майлс понимал. Он старался не думать об этом страшном долге, когда искал работу. Он держался подальше от мест, где мог встретиться с этим пиратом Омински и другими. Особенно тщательно обходил он стороной «малину» букмекеров, процентщиков и торговцев наркотиками, которая почему-то называлась клуб здоровья «Две семерки». Это был небольшой грязный клуб в отдаленных городских закоулках…