Менялы

Членами клуба были мужчины. Насколько Майлс мог понять, они делились на две категории. Одни серьезно занимались легкой атлетикой и поддерживали спортивную форму, посещали паровые бани и делали массаж. Эти люди приходили и уходили поодиночке, некоторые знали друг друга, и Майлс догадывался, что это были либо мелкие служащие, либо невысокого класса бизнесмены, которые посещали «Две семерки» действительно в оздоровительных целях. Майлс догадался без труда, что эта категория образовывала очень удобную ширму для второй компании, которая никогда не пользовалась спортинвентарем, изредка посещая парные.

Эти обычно собирались в баре или наверху, в комнатах третьего этажа. Приходили они, как правило, толпой и уходили поздно ночью, когда исчезали любители спорта. Было совершенно ясно: ими-то, в первую очередь, и интересовался Ноллан Уэйнрайт, знавший, что «Две семерки» служили прибежищем уголовников.

И еще Истин быстро установил, что верхние этажи использовались для игры в карты и кости с высокими ставками… Уже через неделю его хорошо знали и относились к нему если не совсем как к своему, то во всяком случае не враждебно, получив заверение Жюля Ля Рокка, что Майлс — кореш надежный.

Вскоре, следуя своей цели стать полезным и необходимым, Майлс начал помогать бармену, разнося напитки и бутерброды по третьему этажу. Когда он принес их в первый раз, здоровенный мужчина, стоявший на «шухере» возле игровых комнат, взял у него поднос и сам отнес игрокам. Однако впоследствии ему позволяли заходить в комнату, где вовсю шли азартные игры. Майлс охотно бегал за сигаретами и приносил их наверх заядлым курильщикам.

Он видел, что постепенно входит в доверие. Его всегда рады были видеть благодаря его предупредительности. Кроме того, свойственные Майлсу жизнерадостность и добродушие расцвели в нем, несмотря на опасность, которой он подвергался. И, наконец, Жюль Ля Рокка, неразрывно связанный со всем, что происходило в клубе, и ставший своего рода антрепренером Майлса, использовал его как водевильного актера в небольших представлениях.

В первую очередь всех, конечно, потрясло его знание всяких историй о деньгах. Кладезь этих знаний, казалось, был неисчерпаем, а интерес Жюля и его приятелей-жуликов к этой теме был бесконечен.

Особенно популярен стал рассказ о фальшивых деньгах, которые печатали сами правительства. Об этом Майлс впервые рассказал еще в тюрьме. В первые же недели пребывания в клубе Майлс повторил этот рассказ по настоянию Ля Рокка раз десять. И всегда это вызывало у публики одно замечание: «Эти вонючие лицемеры»…

Чтобы пополнить запас историй, Майлс как-то съездил на квартиру, которую занимал до суда, и, к счастью, нашел у хозяина свои драгоценные книги и справочники. Теперь он снова мог окунуться в них, храня их у себя в комнатушке на четвертом этаже. Майлс потешал общество забавными историями. Он рассказал о странных видах денег. Самые тяжелые «банкноты», которые когда-либо существовали, были сделаны из огранных каменных дисков. Ими пользовались на одном из тихоокеанских островов до самого начала второй мировой войны! Большинство этих дисков достигали в ширину примерно одного фута, но самый крупный был в двенадцать футов, и покупатели были вынуждены носить «деньги» на шесте.

— А как там у них насчет сдачи? — спросил кто-то под общий хохот, а Майлс ответил, что сдача давалась тоже дисками, но меньшего размера…

— Зато, — рассказывал Майлс, — самые легкие деньги делаются из перьев редких птиц. Они в хождении на Новых Гибридах. На протяжении многих веков соль служила разменной монетой, например, в Эфиопии и в Риме. А на Борнео еще совсем недавно, в девятнадцатом веке, расплачивались человеческими черепами…

Каковы бы ни были эти «семинары», они неизменно заканчивались разговором о разного рода подделках. Однажды после такого разговора здоровенный телохранитель, околачивавшийся в баре, пока его босс играл наверху, отвел Майлса в сторонку.

— Эй, парень, — сказал он, — вот ты там рассказываешь о подделках… Погляди-ка вот на это…

Он вытащил из кармана хрустящую двадцатидолларовую бумажку.

Майлс взял ее и внимательно рассмотрел. Для него это было не ново. Когда он работал в Первом Коммерческом банке, ему приносили все купюры, вызывавшие сомнение, потому что он считался подлинным специалистом по распознаванию фальшивок.

Телохранитель улыбнулся до ушей:

— Хорошо, а?

— Ну, если это подделка, — сказал Майлс, — то самая лучшая из всего, что я видел.

— Купишь?

Телохранитель вытащил еще девять двадцаток:

— Дай мне сорок настоящими, и все двести — твои.

Таков примерно, и был реальный курс. Майлс знал, что это цена высокосортной подделки. Он заметил, что остальные банкноты были так же добротно выполнены, как и первая.

Майлс хотел было отказаться, но передумал. Разумеется, у него не было никакого намерения заняться сбытом фальшивок, но он понял, что мог переслать их Уэйнрайту.