Меншиков

На время отсутствия в столице Меншиков поручил представлять свои интересы по почепскому делу генерал-адъютанту Степану Нестерову. Из писем Нестерова мы узнаем, как он не за страх, а за совесть пытался отбиться от наседавших челобитчиков с Украины, чтобы угодить своему патрону. Нестеров был вхож к таким вельможам, как Апраксин, Шафиров, Толстой, и с их помощью намеревался не допустить к царю гетманского секретаря Валкевича, прибывшего в столицу с письмом гетмана Скоропадского и челобитной от обывателей Стародубского полка.

Валкевич поначалу обратился к Апраксину, чтобы тот ему помог получить аудиенцию у царя. Адмирал отказал под предлогом, что «меня и самого в дом царского величества бес причины не пускают». Тогда Валкевич решил сам подать царю челобитную и письмо, когда тот отправится на обедню в Троицкую церковь. У Нестерова возник план, как воспрепятствовать этому. «Ныне я буду искать способа чрез других, – доносил Нестеров Меншикову, – чтоб Валкевичю показали указ тот, как запрещено царским величеством на дороге никому ни с какими письмами не приходить и ни о чем не доносить». Генераладъютанту казалось, что таким образом удастся убедить Валкевича в том, что его намерение подать челобитную царю связано с немалым риском. «Пускай он посмотрит, – рассуждал Нестеров, – чаю, раздумает по намерению своему то чинить».

Валкевич, однако, не «раздумал». Возможно, Нестеров не нашел человека, который бы разъяснил гетманскому эмиссару, сколь опасно было обращаться к царю с челобитной. А возможно, Валкевич просто пренебрег опасностью вызвать царский гнев. Как бы то ни было, но Валкевич, улучив момент, 4 сентября подал царю пакет. Петр, не распечатывая, передал его президенту Коллегии иностранных дел Гавриилу Ивановичу Головкину. Нестеров на следующий день отправился в коллегию, но ее секретарь Василий Степанов ничего утешительного не сообщил – письмо гетмана еще не перевели на русский. «А как переведено будет, обещали дать копию, – утешал Нестеров, – и как скоро получю копию, того часу к вашей светлости пришлю с нарошным курьером».

Меншиков тоже не сидел без дела.

Он отправляет с Украины письмо своему приятелю адмиралу Апраксину с просьбой «напрасным клеветам» челобитчиков не верить. В то же время он хлопотал перед Апраксиным за дьяка Лосева, прибытие которого вскоре ожидалось в Петербурге, чтобы ему была оказана всякая милость и призрение.

Не надеясь на письма, Меншиков решается приехать в Петербург сам. Испрашивая у царя разрешение, он ссылается на необходимость «о расположении на квартиры полков вашему величеству донести изустно, ибо чрез письмо так обстоятельно невозможно объявить». [269]

Меншиков обратился к Макарову, чтобы тот изволил «его величеству почаще докучать» о своем вызове в Петербург. Меншиков был настолько уверен в удовлетворении своей просьбы, что распорядился о конной подставе на всем пути следования в столицу. Но ни личные просьбы, ни «докуки» кабинет-секретаря не помогли – царь не счел целесообразным приезд Меншикова в Петербург.

Быть может, почепское дело продолжалось бы бесконечно долго, если бы в него не вмешался украинский гетман Скоропадский, решительно вставший на защиту обиженных Меншиковым казаков. В челобитной царю, поданной в декабре 1720 года, гетман писал о «фальшивом» межевании, которым был нанесен «всему Стародубскому полку убыток», так как более тысячи казаков, а вместе с ними поля и сенокосные угодья, мельницы и бортевые леса были приписаны к владениям князя.

Меншиков не считал гетмана зачинщиком челобитной. По его мнению, старый и больной Скоропадский являлся всего лишь марионеткой в руках украинской старшины. Еще до подачи гетманом этой челобитной Меншиков писал Макарову, что «господин гетман по привождении на злобу от других будет на меня писать з жалобою». Впрочем, светлейший допускал, что его недругам без надобности настраивать «на злобу» Скоропадского, ибо среди них был человек, умевший ловко подделывать подпись гетмана. «Я не надеюсь, – рассуждал Меншиков, – чтоб он сам мог подписатца, но другие, кои власно так, как он сам подписывает и познать невозможно». [270]

Почуяв опасность, Меншиков занервничал. С 14 апреля по 4 мая князь отправляет четыре личных письма Екатерине, чтобы она «предстательствовала» перед царем о решении почепского дела в его пользу. «Прошу о милостивом за меня его царскому величеству предстательстве», – писал он 17 апреля. В письме от 4 мая Меншиков приносит царице «благодарение за милостивое за меня его величеству о почепском моем деле предстательство и о исходатайствовании милостивого указу».

Беспокойство Меншикова было вызвано не столько позицией гетмана, сколько появлением в столице еще одних челобитчиков во главе с почепским казаком Симантовским. Как противодействовать им и отклонить все их притязания? [271]