Что бы там ни было, все быстро улеглось. В последние годы супружеская близость между ними случалась не чаще одного раза в месяц. Винсент уже не помнил, когда Мария в последний раз к нему прикасалась. А если и допускала к себе, то не иначе как с новомодными фокусами вроде погашенной лампы. А ведь когда-то хотела видеть его глаза во время секса… или же Винсент себе это нафантазировал?
— Где ты, скажи на милость? Мог бы, по крайней мере, сделать вид, что тебе интересно, что я говорю.
Винсент и сам не понимал, почему ему так трудно сосредоточиться на ее словах. Возможно, потому, что ему наперед была известна любая мысль Марии. Чаще всего она лишь озвучивала вслух реплику, которую он, угадывая, произносил про себя.
— Я говорю, что тебе следовало бы позвонить маме и папе и извиниться, — повторила она громче. — Семидесятилетие — не просто день рождения. Когда ты наконец начнешь правильно расставлять жизненные приоритеты? Понимаю, что у тебя привилегия появляться и исчезать, когда тебе вздумается, но мы-то, простые смертные, лишены такой роскоши…
— Я не появляюсь и исчезаю, когда мне вздумается, — устало возразил Винсент. — Просто я часто бываю занят по вечерам, потому что у меня такая работа.
— А эта твоя новая… ну, которая из полиции, это тоже работа?
Винсент знал, что его ответ не будет иметь никакого значения. То, что могло показаться диалогом со стороны, было монологом Марии в ее собственном понимании. Но Винсент устал изображать из себя внимательного слушателя. Только не на этот раз.
— Что ты себе вообразила, в конце концов? — спросил он. — Что у меня девочки, наркотики и праздник каждый вечер? И все только потому, что я нахожусь в центре внимания публики во время работы?.. А знаешь, ведь ты права. Примерно так моя жизнь и выглядит. Ты даже представить себе не можешь, сколько камер я выбросил из окон в отелях, перед тем как раздеть очередную модель. Особенно в Варе и Кальмаре; но тебе известны и менее громкие места, где клюет не хуже. Бинго Ример поделился со мной списком контактов, и теперь моя главная проблема — уворачиваться от домогательств двадцатидвухлетних особ, которые так и падают к моим ногам, словно перезрелые яблоки.
Мария уставилась на него с недоумением:
— Боже, какой ты пошлый…
— Но ты знала о моей работе, когда решила со мной связаться, — продолжал он. — Меня изматывают эти вечные разъезды, и да, я публичная персона. Однако упрекать меня в недостаточном внимании к семье… Знаешь, когда я дома, то уделяю семье больше внимания, чем кто бы то ни было из вас. Кто отвозит и забирает Астона четыре школьных дня в неделю из пяти? Кто каждый день сопровождает Ребекку и Беньямина из школы — на два часа раньше всех остальных детей? И это опять я, Мария. Когда ты в последний раз возилась с радиоуправляемыми машинами Астона? Рисовала с Беньямином персонажей компьютерных игр? Когда ты в последний раз по-настоящему разговаривала с Ребеккой? Сидеть и листать «Фейсбук», попивая чай, не значит быть с семьей. И то, что ты живешь с детьми под одной крышей, вовсе не гарантирует, что ты всегда с ними. И кто, в конце концов, оплачивает эти чашки с интересными надписями?
Винсент осекся. Он понимал, что зашел слишком далеко, но все сказанное было правдой.
Мария поднялась с «Блестящей киской» в руке.
— Я хочу, чтобы мы с тобой сходили к психотерапевту, — сказала она. — И потом, ты даже не представляешь себе, как много я делаю с Астоном. Почему он не хочет готовить с тобой уроки чтения, как думаешь?
На какое-то время она его ошарашила.
— К психотерапевту, — повторил он. — С какой проблемой, скажи на милость?
Винсент ступил на тонкий лед. Но он не мог придумать ничего более бессмысленного, чем трата денег на самодовольного типа, понимающего в человеческой психике куда меньше, чем он сам. Это все равно как если б нейрохирург отправился на консультацию к гинекологу перед предстоящей операцией. Чистое безумие… Нет, совершенно не таким представлялся ему выход из сложившейся ситуации.
— Сам подумай, а я опаздываю на йогу, — крикнула Мария уже из прихожей.
Винсент подождал, пока она ушла, и достал мобильник, который вот уже минуты три как вибрировал у него в кармане. Три пропущенных звонка — все от Мины. И одно сообщение.
«Можешь подъехать в отделение? К нам едет Даниэль, и я хочу, чтобы ты присутствовал на допросе».
Его провели в маленькую комнату в здании полиции. Именно так выглядели помещения для допросов в детективных фильмах. Стол, два стула — по одному с противоположных сторон; еще несколько стульев вдоль стен.
Больше ничего нет. Стол из светло-коричневого дерева напоминал офисную мебель девяностых годов, и это было единственное отличие от фильмов. И еще отсутствовали петли для наручников. Даниэль никогда не был в здании полиции в Сирии, но сомневался, что там можно найти мебель из «ИКЕА».
Дверь открылась, и в комнату вошла симпатичная блондинка, которая заходила к нему в кафе. Мина. Мужчину, который был с ней, Даниэль тоже узнал.
— Прости, что заставили ждать, — начала она. — Моего напарника не было на месте, когда ты позвонил.