Читаем Ментальность в зеркале языка. Некоторые базовые мировоззренческие концепты французов и русских полностью

Страх в русском языковом сознании, как мы это показали в общей части наших рассуждений, никак не является «популярной» русской эмоцией. В русском языке страх не имеет «своей» философии, не является основной «темой» жизни и культуры. Трактовка страха в русской традиции не содержит в себе указания на возможность возникновения немотивированного, так называемого экзистенциального страха, являющегося «любимым чувством французов», прекрасно разработанного как в народном, так и в аналитическом творчестве. В русском языке страх сопровождают две коннотации – холод и змея-спрут. Первая описывает физиологическую вегетативную реакцию человека, вторая актуализирует древние мифологические установки сознания.

Образная система синонимов всего ряда концентрируется вокруг центрального его понятия – слова страх. Боязнь – несильный протяженный во времени страх, испуг – сильный внезапный быстропроходящий страх, ужас – максимально интенсивный и в силу этого не слишком продолжительный страх. Все эти слова характеризуют само чувство, но не причину, вызывавшую его. Во французском языке и, соответственно, сознании – картина иная: центральное понятие peur, и его значение не менялось на протяжении всей истории французского языка (ситуация, характерная для немногочисленных лексических единиц, среди которых – базовые эмоции). Во французском языке peur мыслится преимущественно вне человека (это поддерживается и средневековым аллегорическим образом этого понятия), это внешняя сила, не змея, нападающая исподволь и практически не допускающая поединка, а огромное агрессивное животное, с пастью, утыканной зубами, а не жалом, таящим яд.

Effroi – сильный быстро проходящий страх, всегда связанный с объективной причиной (этимологически это слово связано с ситуацией нарушения перемирия).

Frayeur – понятие, этимологически связанное с идеей сильного шума или грохота (паралелль с русским испугом), однако Le Robert указывает на необязательно объективный характер причины страха.

Epouvante этимологически связано с состоянием сильного удивления, иначе говоря, это страх, вызванный непониманием, страх-удивление – и это можно увидеть в современной сочетаемости этого слова. Современное значение – сильный страх, вызванный чем-то необычным – подтверждает версию: необычное означает непонятное. Исходя из этого, ясно, что такой страх вызывается не человеком, а ситуацией или чем-то сверхъестественным. Все это позволяет понять, почему именно это слово изначально обозначало соответствующий жанр литературы или кино (film d’'epouvant'e), непременной частью которых являлся и является suspens.

Понятие angoisse, не имеющее точного эквивалента в русском языке и состоящее из двух элементов значения: страх и тревога – понятие, прошедшее существенную эволюцию во французском языке. Этимологически за этим словом стоит идея, образ сжатия, присутствующий и в некоторых других словах, описывающих негативные эмоции. Сжатие, ассоциирующееся с гипоксией и асфиксией, вызывает у человека сильнейший страх, и именно поэтому, видимо, этот термин был выбран экзистенциалистами в качестве центрального для построения собственной теории бытия. Иначе говоря, причина, вызывающая этот страх, непременно глобальна, не всегда может быть сформулирована исчерпывающим образом и касается жизненно важных для человека сфер.

Crainte, этимологически связанное с идеей дрожания, прошло через религиозные тексты, чем и может быть объяснена его «одухотворенная» коннотативная репрезентация. Сочетаемость этого слова показывает нам, что crainte бывает маленьким страхом, его ребенком, он рождается внутри человека, и человек ведет себя с ним, как ведут себя с малышом, но потом crainte вырастает и становится точно таким, как peur. Однако причина этой разновидности страха может быть, в отличие от peur, напрасной и иллюзорной.

Terreur этимологически связан с взаимоотношениями между людьми (лагг. terrere «пугать, обращать в бегство», «принуждать сделать что-либо путем устрашения»). Отсюда все специфические известные значения этого существительного. Средневековый аллегорический образ поддерживает этимологию (что бывает отнюдь не всегда): terreur – это чувство, вызываемое человеком (или чудовищем), имеющим намерение вызвать именно это чувство.

Horreur – слово, известное во французском языке с XII века и связанное с идеей вздыбливания, дрожи, это ужас от впечатления, ужас, связанный с оценкой и отвращением, так или иначе, horreur – это страх-отвращение.

Напрашивается параллель между menace и terreur, danger и 'epouvant'e. Если danger потрясает своей омерзительностью, она вызывает horreur.

Слово и понятие panique, описывающее скорее не эмоцию, а поведение при определенной эмоции, безусловно, интересно тем, что толкование описывает мифологический сценарий полуденного появления Пана, вызывающего немотивированный страх.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология