Представление французов и русских о страхе
Библиография
1. Лихачев Д. С.
Избранные работы. М., 1987. Т. 2. С. 425–430.2. Апресян Ю. Д.
Интегральное описание языка и системная лексикография. М., 1995. С. 369, 456.3. Успенский В. А.
О вещных коннотациях абстрактных существительных // Семиотика и информатика. Вып. 11. М., 1979. С. 146–147.Глава четырнадцатая Гнев и радость в представлениях французов и русских. Общие выводы по восприятию базовых эмоций в двух культурах
В европейской культуре, в том числе и в русской, демонстрировать гнев и его проявления не принято (1). Точнее, такую «роскошь» может позволить себе только иерархически старший человек, глава, начальник, родитель (2). Связано это, вероятно, с табуированностью провокации на агрессию в человеческом обществе как таковом, связанной с цивилизационным инстинктом самосохранения. Почему исключение составляют высшие в социальной иерархии члены общества, понятно: на их агрессию не может последовать аналогичный ответ.
Известная поговорка «Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав» – один из способов рационализации этого, по всей видимости древнего, табу. В современной культуре никакая рационализация не представлена, просто дети воспитываются в этом запрете, при той практике, что воспитание как раз и призвано развить в человеке механизм торможения в ответ на соответствующий внешний стимул (3).
Попробуем разобраться в этом запрете с культурологической стороны.
В русском языке ряд, представляющий идею гнева, выглядит так: гнев, ярость, бешенство.
Русский гнев
– чувство сильного возмущения, негодования, граничащее с утратой самообладания, этимологически связано с гнилью и гноем (ЭСРЯ) (ср. в современном жаргоне гневаться на кого-то значит злиться, сердиться). Более старшим значением может быть «состояние больного, покрытого струпьями, гноящимися ранами», отсюда значение слова «гной» – «ярость» (ИЭССРЯ).Даль определяет гнев как сильное чувство негодования, страстный порыв, вызванный досадой (ТС) (синоним – «сердце», ср. сказать что-нибудь в сердцах,
то есть исходный орган наивной анатомии у русских в этом случае – все же сердце и душа, а не печень, как у романцев). Одновременно сочетаемость русского слова гнев образно связывает его с диким зверем. Мы говорим:укротить гнев, обуздать свой гнев;
закипеть от гнева, задыхаться от гнева (нехватка дыхания, с нашей точки зрения, связана с повышенной температурой либо тела, либо воздуха), вспышка гнева; побагроветь от гнева; глаза налились кровью от гнева; глаза горят от гнева.
Из этой сочетаемости явственно видны три коннотации слова гнев:
1) дикий зверь;
2) жар;
3) жидкость (выплеснуть); болезнь.
Все три коннотации, включая «жидкость», ассоциируют гнев с воспалительным процессом, болезнью (мы говорим: излить, выплеснуть свой гнев;
ср. с устаревшим значением французского humeur – «органическая жидкость, вырабатываемая человеческим организмом», и особенно с выражением un moment d’humeur, обозначающим «приступ гнева»). Это справедливо и для коннотации «дикий зверь», в терминах которой часто мыслили и мыслят недуг: многие болезни именно нападают на человека, скручивают его, одолевают, сживают со свету и пр. Иначе говоря, демонстрация гнева, то есть болезни, лихорадочной, жестокой, гнойной, является, по сути, демонстрацией слабости, а не силы, как бы устрашающе эти проявления не выглядели. Но гнева боятся. Потому что, когда он исходит от иерархически высшего существа (гнев Божий), он выступает предвестником кары, муки, страдания, смерти. То есть, чтобы быть точными, мы должны сказать, что боятся не гнева, а того, чем он обычно сопровождается.Аналогично гневу
мыслится и злоба. По своему значению это слово устроено более сложно, нежели базовая эмоция. Даль определяет злобу так: «определенное чувство к другому, сопровождающееся желанием мучить его, доставлять ему страдания». То есть суть значения не в эмоции, а в действии.Про злобу
мы говорим:реветь от злобы;
беситься от злобы;
неистовствовать от злобы, воспалиться, гореть злобой, кипеть от злобы и пр.