Ментальность в зеркале языка. Некоторые базовые мировоззренческие концепты французов и русских

В последнее время русское словечко авось привлекло особое внимание лингвистов (3). Обычно авось толкуется через случай или удачу, на которые человек рассчитывает, но не настолько, чтобы встраивать это в свои планы на будущее. Приведем по этому поводу рассуждения Анны Вежбицкой (4): «По существу это отношение, трактующее жизнь как вещь непредсказуемую: “нет смысла строить какие-то планы и пытаться их осуществить; невозможно рационально организовать свою жизнь, поскольку жизнь нами не контролируется; самое лучшее, что остается делать – это положиться на удачу”». А. Вежбицкая считает, что авось в известном смысле резюмирует основное содержание русской культуры, пронизанной насквозь темой судьбы, осознанием минимальной роли человеческого разума и человеческих сил. Такое обобщение представляется нам утрированным, что доказывается, в частности, фактом катастрофического устаревания авось, если оно уже не является устаревшим. Однако особое отношение к удаче, рядом с которой человек всегда пассивен, фиксируется безусловно. Важный, на наш взгляд, нюанс в русском авось заключается в том, что оно мыслится как обозначение некой скрытой невидимой в ситуации причины, которая может оказаться на руку человеку. Из анализа представлений русских о знании и уме (этому в нашей книге будет посвящена отдельная глава) явственно следует, что русские мыслят мир и каждую ситуацию в нем недискретно, неисчерпаемо, непостижимо. Это означает, что в ситуации действует, с точки зрения носителя русского менталитета, множество невидимых причин и обстоятельств, одно из которых и называется авось. То есть мы предполагаем, что среди невидимых обстоятельств и причин могут оказаться такие, в данную минуту непостижимые, которые изменят исход дела. Рассчитывая на них, и главное – веря в них, русские часто будто бы рискуют, а на самом деле – попросту реализуют свое мировосприятие.

Русское слово неудача, формально являющееся антонимом удачи, не столь разработано образно и понятийно. Так, часть сочетаемости слова удача могла бы быть применена к антониму с получением прогнозируемого смысла, а часть – нет. Мы можем сказать: приносить, обещать неудачу, желать неудачи, обрекать на неудачу, однако мы не можем спугнуть неудачу, поймать ее за хвост, пощекотать, аналогично неудача не может быть на чьей-либо стороне и пр., хотя в случае симметричности понятий противопоказаний для таких употреблений не было бы. Любопытен тот факт, что в русском сознании неудача, в отличие от удачи, может быть связана с самим же человеком. Так, по-русски можно сказать: «Ты сам обрек себя на неудачу», но нельзя обречь на неудачу кого-то другого (за исключением, пожалуй единственного контекста «своим воспитанием родители обрекли его на неудачи», где родители выступают как высшие, полубожественной природы, существа, а неудача – во множественном числе, придающем ей оттенок значения «конкретные негативные события»).

Ужасная неудача постигает, неудачи преследуют, обреченный на неудачу или неудачи человек может попытаться справиться с ней (с ними), неудачи могут образовывать полосу, сплошную полосу, цепь, круг, быть сплошными, неудачи могут сломить человека, следовать одна за другой, человек, несмотря на неудачу, может продолжать верить в свои силы, неудачи могут сыпаться одна за другой, сыпаться градом, образовывать цепь, подстерегать его на каждом шагу.