Ментальность в зеркале языка

Если говорить о дне сегодняшнем, то важным социокультурным смыслом, воспринятым и Европой, и Россией, особенно в XX веке, безусловно, стали США. Эта страна, объединившая в себе множество идей, никогда не воспринималась как содержательная провинция. Напротив, впитав в себя европейские социально-мировоззренческие концепты во всем их многообразии, наравне с латиноамериканскими, иудейскими, индейскими и т. д., США превратили этот коктейль в гремучую смесь, мощно воздействующую на все относительно старые цивилизации. Америка, опирающаяся на энергичных эмигрантов, выстраивала свою государственность и ментальность без строгого арбитража элит, одна из функций которых – следить за соблюдением социокультурных смыслов во вновь возникающих контекстах. Развиваясь без присмотра, Америка написала на своих деньгах клятву верности Богу, смешав и соединив тем самым несоединимое – жажду наживы и христианские идеалы. Европейские элиты, выстроившие себя по республиканской ли парадигме, или по демократической, оставались элитами, осознанно или нет, придерживающими традиционных ограничений на возможность своего действия и допустимость только одного образа жизни. Европейский аристократ не станет торговать, отдавая эту прерогативу плебеям того или иного сорта, не станет практиковать занятие низменного толка (служить в колбасной лавке или работать парикмахером), не станет извлекать доходы из дела, презираемого другими (17), а станет возделывать свой сад – неотъемлемый атрибут аристократического бытия в любой из европейских стран.

До Америки посыл античности не докатился. Американская мечта, дающая каждому право свободно преуспевать, американская доктрина, переводящая власть денег в термины свободы, американское равенство, заключающееся в отсутствии протекционизма, то есть представляющее самую свободную из всех мыслимых конкуренций, и, наконец, установление логики выборов через использование политтехнологий для французских аристократов и, шире, элит, то есть традиционно выбранных содержательно лидирующих общественных групп, сыграло роль красной тряпки, яростное бросание на которую превратилось в важный мировоззренческий рефлекс. Америка расколола французское сознание на тех, кто признает такую мировоззренческую модель тупой, недопустимой для Европы, и на тех, кто считает возможным ставить преуспевание, то есть антиаристократизм, в ряд общенациональных целей. Борясь со смыслами, транслируемыми Америкой, борясь с экспансией этих смыслов, Франция защищала и защищает свою национальную идентичность, вводя квоты на прокат американских фильмов, продвигая идею «Les français aiment acheter français» («Французы любят покупать французское»), презирая тех, кто протаскивает англицизмы во французскую речь (18).

Этот последний социокультурный смысл, воспринятый Францией, находится сегодня в активном состоянии, и мы не можем сказать, какой эффект он в конце концов произведет на французскую ментальность. Отметим лишь, что это один из немногих смыслов, влияние которого Россия делит с Францией. Это связано также и с тем, что на протяжении почти всего XX века американская система взглядов и ценностей рассматривалась в СССР как открыто вражеская. Россия мощно по всем статьям отталкивалась от американской мировоззренческой системы, внушая своим гражданам идею гибельности для населения Америки пропагандируемых властью ценностей. Для наиболее европеизированных российских граждан – тех, кто в силу профессиональных обязанностей сталкивался с европейской культурой и системой взглядов, а также для тех, кто оказался чувствителен к этим ценностям в результате потребления европейского художественного контекста (литература, кино и т. д.), посыл американской цивилизации означал пропаганду свободы (статуя Свободы сыграла в этой коммуникации не последнюю роль), однако влияние этой группы населения на русскую ментальность нам кажется пренебрегаемым, хотя бы в силу того, что такой концепт как свобода в русской ментальности представлен слабо.

Но на какие мировоззренческие оси опирается российская ментальность?

Климатические и географические факторы, воздействовавшие на сознание жителей России, а также огромная протяженность территории сильно отличаются от европейских. Прежде всего, российская территория не является средой, хорошо проводящей информацию. Российская география непосильна для человека: реки, горы, тысячекилометровые расстояния, тяжелый климат – все это разделяет этнос, вырастает на его пути, как стена. Огромные масштабы, на которых теряется человек, разнообразие климатов и позже часовых поясов, также представляющих собой коммуникативный барьер, множество народов, говорящих на разных языках, – все это только усугубляет островной эффект сознания россиянина, который, как мы видим, имеет объективные предпосылки. Записки русских путешественников полны указаний на то, сколько непостижимой экзотики таят в себе российские окраины и глубинки (19).