За углом, с внутреннего двора, стена школы была вся изрисована граффити. Среди разноцветной вязи Володя заметил вполне связное: «Сонча-Печка 2006», подивился древности надписи и полез вслед за Бандикутом в еле приметную щель, которая и являлась входом в подвал. Сбегали, поди с уроков, курили за углом тут… Тьфу ты! Следует научиться не думать о том, о чем думать не следует. Вот только не получается. Как там было — «не думай о белой обезьяне»? Вот-вот, оно самое…
— Теперь стоп! — командирским тоном приказал Бандикут. — Здесь везде ловушки. Он нас уже засек тем более и через камеры видит.
— Правильно говоришь, полурослик, — отозвался откуда-то из-под потолка механический неестественный голос. — Засек и давно веду. Кто это с тобой?
— Не узнал, что ли? — лениво спросил энергик. — Совсем мозги скурил?
— А, лысый череп! А третий? Вы что, вояку сюда притащили?! Охренели, ботва?
— Кого надо, того и притащили. Открывай давай, сало, а то камнем кину! — злобно рявкнул коротышка.
— Камнем он кинет, видали такую говняшку… — ворчливо изумился невидимый собеседник.
Залязгали механизмы, кусок пола уехал вбок, открыв небольшой проем, светящийся желтым искусственным светом. Это и был вход в жилище Растамана. Точнее, часть входа: компании пришлось миновать еще три самооткрывающихся и самозакрывающихся люка, пока их не встретил хозяин.
Растаман оказался толстяком с длинными волосами, заплетенными в дреды. Из-под коротковатой майки с концентрическими разноцветными кругами над поясом пятнистых камуфляжных штанов виднелось волосатое пузо, а в руке Растаман держал допотопный безыгольный инъектор. Ко всему прочему он был босиком.
— Быстро рассказали, кого привели, — брюзгливо потребовал толстяк.
— Это военный врач. От группы отбился, — пояснил Бандикут. — Вернее, группе кирдык, а его я вытащил. Они, прикинь, в катакомбы полезли — ну, где шайка с Сеятеля заселилась.
— Военные… — с презрением протянул Растаман. — Господи, делают же где-то таких недопырков!
— А ведь их, между прочим, Гончар вел, — встрял лысый Бордер.
— Гончар?! — несказанно удивился толстый. — Фигассе… А что случилось-то? С каких делов вдруг группу погнали?
— Мы, может, войдем да сядем? — вопросом на вопрос ответил Бандикут. — А то не гостеприимно ни хрена получается.
— А, ну да… Прошу, — галантно шаркнул пяткой по полу Растаман и сделал приглашающий жест.
Жил толстяк значительно комфортнее, нежели Бандикут. Судя по всему, в бывшем бомбоубежище под школой, которое обустроил и модернизировал. В большой комнате стояли два мягких дивана, заваленные приборами и книгами стеллажи, пульт управления с несколькими работающими мониторами, на которых подрагивало монохромное изображение различных фрагментов окрестностей школы, рабочий стол, кресло. Стены оказались увешаны разноцветными постерами неизвестных Рождественскому групп и исполнителей, преимущественно негров. Боб Марли. Питер Тош. UB40. Кто все эти люди? Что они значат для Растамана? Из невидимых колонок звучала ритмичная неторопливая музыка — видать, те самые негры.
Над плакатами, почти под самым потолком висела грязноватая зеленая растяжка с белыми буквами: «Гордись и помни свято, что ты из сто тридцатой». Володя удивленно поморгал. Растаман перехватил его взгляд и кратко пояснил:
— Ностальгия.
— Учились тут? — вежливо спросил Володя.
— Преподавал. Химию. Ха-ха-ха!
Может, и не соврал жирный. Рождественский так до сих пор и не сориентировался, чему здесь можно верить, а чему — нет.
В углу тарахтел огромный белый холодильник, из которого, к великому удивлению военврача, Растаман извлек три банки пива, швырнув инъектор на кресло.
— Садитесь вон на диван, — предложил он, подцепив ногой столик на колесах и подкатив его к гостям. Володя аккуратно опустился, куда велели, и взял ледяную банку. «Рижское», Томский пивзавод. Произведено два с небольшим месяца назад. Как они его сюда доставляют?! Впрочем, про каналы поставок туда-сюда через Барьер знали все, и перекрывать их, насколько понимал Рождественский, никто не собирался по самым разным причинам. Хотя при желании Зону могли бы запечатать в два-три дня. Но не запечатывали, и потому отсюда исправно шли в обычный мир артефакты, а сюда — ну, вот, к примеру, «Рижское»…
— Свеженькое, — со знанием дела отметил Бордер, в два глотка осушивший свою порцию. — Хорошо живешь, волосатый. Прямо как рыба в биде.
— Уметь надо, лысый. Рыба ищет, где глубже, а человек — где рыба.
— Куда нам. Мы — расходный материал, мелкая сошка, — делано вздохнув, сказал энергик. — Это ты дела проворачиваешь, а мы тебе хабар собираем. За копейки, между прочим.
— Ладно, кончай ныть. Что там за история с группой Гончара?
— Давай я расскажу, — предложил Бандикут, к пиву, как ни странно, не притронувшийся.
Володя, рассеянно прихлебывая пенистую жидкость, выслушал в принципе правдивый рассказ коротышки. Разумеется, о цели их путешествия Бандикут не обмолвился ни словом, как и о пропавшей дочери председателя Совета Федерации.
Растаман помалкивал, иногда качая головой, а по окончании рассказа уточнил:
— Точно всех вояк завалили?