— Один хрен, — отмахнулся коротышка. — Все равно обоих нету уже, подохли потому что, какая им разница… Короче, шли четверо, Ливень и говорит: «Ай, ногу подвернул! Дай сяду починюсь». Отходит шагов на пять и садится вон на ту бетонную хрень. Только сел — мужики и видят: голова набок, язык свесился, а кожа с мясом быстро так облезать с него начинают, словно кислотой облили. Даже не закричал. Опа — и вот уже шкилетина сидит вместо Ливня.
— А этот… Грызун его спасти, что ли, пытался? — осторожно спросил Володя.
— Да прям там — спасти! Обшмонать хотел, чего добру зря пропадать-то. Вот как ты: оружие, мол, часы золотые… Теперь вон, видишь, лежит. Протянул грабки… Тоже на глазах облез. А часы, кстати, до сих пор идут, суки, — с нескрываемым раздражением произнес сталкер. — Хотя они с ручным подзаводом, давно сдохнуть должны были.
Лейтенант внимательно присмотрелся к стрелкам, скакавшим за толстым сапфировым стеклом. Без десяти одиннадцать.
— Может, их проволочкой зацепить?
Сталкеры невесело засмеялись, потом Бандикут снова закашлялся, заперхал, отплевался и пояснил:
— Ты думаешь, тут совсем дебилы ходят, доктор-врач? Пробовали уже. Не отпускает ловушка. Торчат эти ребята как статуи — их потом вшестером пробовали веревкой тянуть, петлю накидывали… Вон, видишь, у Ливня на шее все еще хвост болтается?
Да, теперь Володя заметил, что с шеи сидящего скелета свисает петля из серого шнура, обрезанный конец которого змеей свернулся на коленях бронекостюма.
— Во. Даже на сантиметр не сдвинули, понял? Плюнули и бросили. Может, они вообще заразные, те часы. Да и на хрена они нужны? Так, игрушка…
Судя по громкому вздоху, Бандикут сам не верил тому, что сказал про игрушку. Зелен, дескать, виноград.
Рождественский бросил последний взгляд на неразлучных покойников, угодивших в аномалию, и спрятался обратно за афишную тумбу у ларька, где и укрывалась вся троица. Сидели они здесь довольно давно, минут пятнадцать. Отдыхали, плюс еще Бордер углядел в отдаленных руинах какое-то неприятное шевеление и велел малость переждать.
А начался день с грубого толчка в плечо, который разбудил военврача. Над ним склонился Бандикут, громко кашляя и восклицая:
— Утро наступило! Прямо на живот! Вставай, доктор-врач, жрать пора. Спирт будешь?
Лейтенант зажмурился и потряс головой. Открыл глаза — мерзкий коротышка никуда не исчез. Значит, все это был не дурацкий сон.
— Ранняя птичка спиртик попивает, а поздняя — глазки продирает, — наставительно сказал сталкер и принялся вскрывать консервы.
— Спирт не буду, — предупредил Рождественский, принимая сидячее положение. Мышцы после вчерашнего форс-мажора ужасно ныли, но он ожидал, что будет гораздо хуже.
— И правильно, — заметил Бордер. Лысый сталкер старательно проделывал в сторонке, у стены, комплекс каких-то сложных физических упражнений, размахивая руками и ногами. Плаща он так и не снял, поэтому по убежищу метались порывы ветра, словно от лопастей вентилятора. — Нам больше достанется. Кстати, я тут порылся в твоих вещах, уж не обессудь. Много полезного нашел. Я сам хоть и не врач, но от Карапета кое-чего нахватался по верхам.
— Карапет — он кандидат медицинских наук был, — доверительно сообщил Бандикут, заметив, как яростно сверкает глазами оскорбленный до глубины души военврач.
— Да ты не злись, военный, — мирным тоном сказал Бордер, пыхтя и отдуваясь. По лысине стекали крупные капли пота. — Я ничего не взял, ты ж у нас теперь вместо Карапета, стало быть, и хозяйство твое. Кстати, ты, каракатица мелкая, дай ему пушку какую-нибудь. Сам знаешь, наверху без пушки никак.
— Вот он сделает из твоей задницы люля-кебаб при помощи этой пушки, будешь знать, — буркнул Бандикут, который все еще возился с завтраком.
Бордер промолчал, а маленький сталкер вместо оружия бросил военврачу откупоренную жестяную банку. Внутри оказалась рисовая каша с мясом, вполне вкусная и съедобная. Володя молча съел ее, игнорируя ехидные предложения сталкеров налить стаканчик — то ли им нравилось дразнить лейтенанта, то ли в самом деле скучно было пить вдвоем. В результате вместо спирта коротышка выдал Володе банку южнокорейского кокосового нектара и добавил сурово:
— По пути с жижкой будет плохо. У тебя в скафандре запас есть, вот им и пользуйся. Из луж, прудов и ручьев в Академзоне пить нельзя. В смысле, тебе нельзя — нам-то уже плевать, все равно тут подохнем.
Хоть это и прозвучало грубо, в полном соответствии с традициями противного Бандикута, но вселило в сердце Володи Рождественского надежду. О нем заботятся. Стало быть, в самом деле не завалят в последний момент. Или же заговаривают зубы, они ведь не дураки…
— Ты уверен, что знаешь, куда нам идти? — спросил тем временем Бордер, проглатывая очередную порцию жуткого бандикутовского спирта. Бандикут с усилием прожевал комок пищи и сказал, вытирая тыльной стороной ладони жирные губы:
— Я-то знаю, а ты меня кончай колоть, лысая башка. Или думаешь, я просто так, со скуки взялся вас по Зоне таскать? У меня других дел полным-полно.
— Сбрешешь ведь, недорого возьмешь, — усомнился Бордер.