Мера Любви

— Я долго думал, прежде чем предложить вам это, — сказал он, прижимая к себе Джованни и целуя его в волосы. — Я вас слишком люблю, чтобы брать с собою на войну. Вы не умеете драться, от вас в Святой Земле не будет никакого толку, сами понимаете, верно? Тащить вас в самое пекло только ради собственного удовольствия? Да это с моей стороны было бы не то что глупостью, самой настоящей низостью! Любимый мой, в Палестине не только оружие станет угрожать вашей жизни, но и всяческие болезни, архиепископ Кентерберийский вот недавно умер от какого-то мора, война есть война, меньше всего найдется на ней место подвигам, о которых поют трубадуры, куда чаще война — это грязь, вонь, все мерзости, какие только может произвести на свет человек, а вы у меня такой нежный, Жан, разве сможете вы, скажем, есть тухлое мясо, если придется?

— Да, — сказал Джованни твердо, хотя де Бельвар сумел уловить неуверенность, спрятавшуюся за этим однозначным ответом, — я на все готов, лишь бы быть рядом с вами.

— Нет, нет, я не то хотел сказать, — замотал головой граф, — не совсем то. Речь не о вашем благополучии, вернее, и о нем тоже, но не только, я о себе беспокоюсь. Жан, любимый, умоляю вас пожертвовать собою ради меня. Я не желаю терять вас в этом походе, не хочу хоронить вас там, милый мой. Да, я такой, малодушный, самовлюбленный, только о своей выгоде и думаю, но я не смогу вас пережить, просто не смогу, я такого себе даже не представляю, невозможно, я с ума сойду. Видите, Жан, я считаю вас сильнее себя и оставляю вам эту тяжкую долю — пережить меня. Ну вот, да что вы так расстроились? Не плачьте раньше времени, еще ничего не случилось.

— Я не плачу, — проговорил Джованни, всхлипывая, — но как вы можете так со мной?! Вы жестокий, Гийом, я всегда мечтал оставаться с вами до конца, до самого последнего вздоха. Вы говорите только о моей смерти, тогда как вам самому угрожает много больше опасностей…

— И это тоже, подхватил де Бельвар. Не дай Бог, со мной что случится, вы же окажетесь там совсем один! Кому я смогу поручить заботу о вас? Не Ричарду же. Нет, только не это, сами представьте, какого было бы мне умирать, бросая вас на произвол жестоких людей, беззащитного, посреди военных действий в чужой стране. Вы хотите, чтобы отдавая Богу душу, я чувствовал себя самым несчастным человеком на свете? — Он крепко обнял Джованни. — Жан, вы у меня такой умница, вы найдете в себе силы ждать меня, вы сможете, я верю, во имя вашего великодушия, вашего милосердия, ради вашей любви ко мне. Оставайтесь жить ради меня, — граф гладил Джованни по плечам, целовал, стараясь успокоить. — И потом, все не настолько плохо, как вам представилось. Знаю я вас, сразу начинаете воображать самое что ни на есть ужасное. Подумайте, давайте вместе подумаем. Я не собираюсь погибать, наоборот, — граф отстранил от себя Джованни, посмотрел на него с нежностью. — Жан, радость моя, любовь моя, я хочу вернуться к вам, и именно поэтому прошу вас не ездить со мной. Если вы окажетесь там, я вынужден буду заботиться не только о своем, но и о вашем благополучии, я весь изведусь от постоянного страха — не случилось ли с вами чего, мне придется защищать не только себя, но и вас, и так мы оба станем подвергаться вдвое большей опасности. Ежели я поеду туда один, мне не надо будет на вас оглядываться, а о себе-то уж я сумею позаботиться, я же военный, привычный, ничего мне не сделается, у меня тройная кольчуга…

— Гийом, любимый, о чем вы говорите? — воскликнул Джованни, обнимая де Бельвара. — Я не хочу, не могу.

— Жан, сколько рыцарей ходили в крестовый поход и возвращались, — продолжал уговоры де Бельвар, — мы же с вами перед самым отъездом были у Марешаля, он только что оттуда. А то, что вы живы и благополучны, поможет мне там, я буду хранить себя для вас, буду благоразумен, осторожен. Жан, милый мой, я стану стремиться к вам каждым вздохом своим, каждой мыслью, поэтому я к вам вернусь, вам придется только чуть-чуть подождать.

— Вы разумно говорите, я с вами согласен, всегда-то я с вами согласен, — улыбнулся Джованни сквозь слезы, — но я не могу, пожалуйста, поймите меня, не могу, не такой уж я, как видно, сильный.

Де Бельвар понял, что сумел добиться своего, и решил более не настаивать, Джованни нужно было дать возможность смириться.

Они целый день провели вдвоем, поздно поднялись с постели, потом не знали, куда себя деть, ибо не способны были разнять рук, и ничем иным не могли заняться, кроме как смотреть друг на друга, осыпать друг друга ласками, стараясь выразить каждым взглядом, каждым поцелуем всю свою любовь и нежность — с отчаянием, «в последний раз». Де Бельвар попросил подать обед к ним в комнату, но ни он, ни Джованни не могли есть, они решили вернуться в постель, и до конца дня и всю ночь потом оба не сомкнули глаз, беспокоясь, чтобы не позволить сну похитить хоть немного оставшегося у них времени.