Отлежались пару дней в лесу, ночью было прохладно. Грелись костром, да прижимались друг к другу. Венька чувствовал отвращенье. Убийца жмется к нему. И не только убийца, а самый что ни на есть настоящий пидор, о которых до этого он слышал разве что в пацанских байках. Венька ловил себя на мысли об этом и удивлялся внезапно произошедшей в нем метаморфозе. Еще несколько дней назад он дышал его именем, он дышал его взглядом и заглядывал в рот. А теперь даже лежать рядом и греться тошно. Пытался вспомнить что-то из детства, чтобы вновь вернулись те прежние чувства, что были. Даже стыдно было как-то. Он ощущал себя предателем. По отношению к Гоге. Но чувства не возвращались. Было холодно, как ночью в лесу. На второй день жратва закончилась и сигареты тоже. Ходил в деревню, в сельмаг, боязливо оглядывался по сторонам, опасаясь, что появятся Тонькин брат и его пацаны. Вот будет встреча, пипец. Безумно болел нос, и ломило тело, словно в напоминание о них. О том страшном, что вмиг перевернуло всю его жизнь. А еще боялся, что появится здоровый мужик (почему-то ему представлялся именно здоровый мужик) и скажет: "Привет, сука, это ты мою машину пощипал?". Хотя он не видел этого мужика и даже криков его не слышал, когда тот выскочил на звук мигалки, на ходу натягивая свои портки. Они-то как раз и сыграли с мужиком злую шутку. Помешали сориентироваться и догнать. На счастье брата Тоньки не встретил, как и не встретил неизвестного ему мужика. Закупил консервов, хлеба, баранок, да колбасы. Водки не стал, деньги кончались. Не до жиру, быть бы живу. Лицо от синяков стало сине-желтым. Мазал мазью, купленной в аптеке, да брезгливо отворачивался от Гоги, когда тот стонал и выполнял свои процедуры по излеченью. Через два дня Гога уже мог ходить, только охал чуть, и как-то враскаряку, чуть прихрамывая. Веньке подумалось, что его отпустило, и передумал. Но на третий день он опять услышал знакомое: "Убью, суку". И глаза стеклянные, в одну точку. Попытался отговорить. "На хер тебя, на хер, - на весь лес было ответом, - не держу, иди, вали, сука, вали!!!" И даже попытался драться. Но куда там. Венька теперь уже не подставлял послушно свою щеку. Рыкнул, увернулся в ответ. Тоже мне, авторитет. Гога скукошился, поник, прошептал: "Убью". И заплакал. Потом пытался объяснить, что не может так больше жить со всем этим, что именно Этот виной тому все эти годы, если бы поверил и оправдал, то все было бы по-другому. Именно из-за Него его, Гогу, и опустили. Потом оправдали. Но он уже был опущенный. И этому оправданью была грош цена. Ведь мера уголовного наказания уже действовала вовсю. Обратной дороги не было. Думал, что приедет, начнет новую жизнь. Все забудется, перемелется, утихнет в душе. Его, Веньку, встретил, и был безумно рад тому. Но вышло все по-другому. Без квартиры и прописки, даже на биржу не встал, какая там, на хер работа, а тут еще вот так с ним перед Венькой, перед самим собой. И жить не хочется теперь совсем. Убьет и сам вздернется. В натуре. И все те же стеклянные глаза. Шизофренично-бредовая мысль засела твердо и не отпускала. Венька понял, что не отговорит. И попытался спасти хотя бы одну жизнь. "Ты это, сам то не дури, хорошо, его кончишь, а самому-то зачем? Авось все наладится. Забудется. Вздернуться дело не хитрое. Сложнее остаться жить. Конченые слабаки вешаются, а сильные пытаются жить". На третий день Гога вдруг согласился: "Ты прав, я еще не совсем конченый, я не слабак. И я это докажу как раз тем, что отомщу этой суке. За все свои страданья. А вот если не получится, тогда и повешусь. Поскольку как раз тогда, в натуре, и окажусь самым последним чуханом, который и отомстить за себя не может. Пошли". И Венька понял, что решение Гогой принято окончательно и бесповоротно.
...Опять открывают багажник, забирают пакеты. О чем-то весело разговаривают, смеются. И так второй день подряд. Практически в одно, и тоже время. Ближе к семи или чуть за семь. Очевидно, судья едет с работы, забирает из школы из группы продленного дня свою дочь, и они вместе возвращаются домой. А может, везет ее с какой-нибудь спортивной секции. "Смотри, - шепчет Гога, - все очень просто. Я стою возле двери подъезда. Он подходит, начинает открывать дверь. А я сзади, раз, раз и все..." Действительно все очень просто. Даже как-то не верится Веньке. Вершитель чужих судеб, и его Венькиной судьбы через несколько дней тоже, а сам такой беззащитный. Подходишь сзади и бьешь, раз-раз и все. Вершитель судеб сам беззащитен перед богом, как и все они, простые смертные, как и сам бог беззащитен перед людьми. В своих страданиях за их поступки.