На третий день все повторяется вновь. И веселый смех девочки больно бьет по ушам. Синяки уже не так болят, да и нос кривой тоже. Только вот этот веселый смех больно так по ушам. "А как же девочка?" - спрашивает Гогу, и перед глазами почему-то Гогина подруга из детства. Лежит наверно вся до косточек сгнила и ни о чем не думает. И проблем никаких. А была бы жива, может быть, детей нарожала, таких, как эта девочка, замуж там вышла, да и просто бы радовалась или мучилась своему существованью. А этот вот, тот, который на тот свет ее отправил, рядом стоит и, сука, мучается за все это, не только перед законом отмучался и перед богом тоже, но и по жизни теперь страдает, корчится, как червь разрубленный пополам. И вот этот судья вот. Ну, убьет он его, а разве это спасет его самого? Забудет, как трахали все эти семь лет? Забудет, как жизни человека лишил? Забудет, что он теперь НИКТО? Тень. Вряд ли. Вторая смерть не спасет. Его уже ничем не спасти...
"А как же девочка?" - повторяет он свой вопрос. "Никак, - отзывается Гога, - пусть посмотрит, как отец мудак кровью захлебнется. А ее не трону". Ночуют на окраине города, в промзоне, в заброшенном цеху некогда громадного завода. Кажется Веньке, что сейчас вдруг цех оживет, и сотни людей встанут за станки, загудит помещение, задымит труба, так весело и беззаботно. Но завод мертв, да и станков никаких нет, поворовали. Работников тоже нет - посокращали. А сначала приватизировали, кредитов понабрали, лапши про беззаботную буржуинскую жизнь навешали. Но что-то не пошло. Вот и стоит завод уже с десяток лет, безмолвствует. "Его тоже убили, - думает Венька, - люди убили". Мысли роются, кипят в голове, и он не может заснуть. Кажется, третью ночь эта проклятая бессонница. А от той, наверное, и косточек не осталось. А этот вот лежит, храпит, посапывает. Интересно, были ли у нее родители? Что чувствовали, когда опускался гроб, и земля по нему горстками, хруп-хруп. И девочка без отца останется. Этот мерзкий ее смех, по ушам так больно. Что ты ржешь все время, дура? Хотя скоро будешь плакать. Может, и прав Гога? Может действительно за совершенную ошибку ему нужно ответить своей жизнью? Ведь он тоже поломал, покалечил Гогину жизнь. Должен был наказать Гогу за то, что тот забрал чужую жизнь, только наказать, а получилось, что своим наказаньем сам забрал чужую жизнь, жизнь Гоги. Может Гога прав? Жизнь - бумеранг, и за ошибки нужно отвечать. Забрал чужую жизнь - отдай за это свою. Это и есть возмездие за ту роковую ошибку. Хотя... В чем здесь его вина? Это его работа. Вот он, Венька, не залез бы по пьяни в чужую машину, и не встретился бы с ним. Так и Гога, не убил бы, тоже бы не встретился. Сидели бы сейчас с Гогой на лавочке, как тогда, давно-давно, но уже взрослые и пили бы вкусное пиво. А потом по домам, каждый в свою квартиру, чтобы встретиться завтра. Так в чем тогда его вина? Если это его работа. Вот Гога вешал ему лапшу о том, что спасал девку от изнасилования, за это и сел. И он ему верил. Отличие лишь в том, что судья не поверил Гоге. Да и как тут поверишь. Рваные трусы. Да удары по лицу. Где ж тут добровольность? С таким успехом можно поверить, что и самого Гогу приятели Тонькиного брата отодрали по обоюдному с Гогой согласию. Вот у него тоже как-то было раз по пьяни. Шмара одна напилась до беспамятства в компании, и он тоже, залез на нее, а она: "нет, не надо, не хочу, не трогай" и руками отталкивает, юбку пытается одернуть, трусы не дает снять, а он все за свое, трусы трещали и юбка тоже, вошел, застонала, заохала, и сопротивляться перестала. А наутро, как ни в чем не бывало. Может и не помнила ничего. И что это было? Тоже изнасилование, коль сопротивлялась? Или по обоюдному согласию, коль потом заголосила? А может и сам Гога все это ему наврал. Может, и не было никакого добровольного траханья? Рога ему наставляла, вот по пьяни и взбесился, отоварил по башке, да оттрахал в отместку. Только перестарался. И девка померла. Он же вон какой вспыльчивый. Еще несколько дней назад ему, Веньке, ни за что, ни про что, за сказанное без зла слово, по морде хрясь. А тут рога наставила. А судья опытный, не промах оказался, раскусил. Вот его, интересно, тоже через несколько дней раскусит? Нет, не раскусит. В лучшем случае будет в больничке, или как девка та, в сырой земле... Проклятый детский смех и бессонная ночь...
Наблюдают. Опять около семи...
-Тебе когда к нему на прием? - кивает Гога в сторону скрывшегося за входной дверью судьи.
- Послезавтра, - вспоминает Венька. Время неумолимо.
- Значит, все случится завтра, - сообщает Гога и веселеет на глазах, - и тебе помогу! Дело заберут, и другому. А тот другой в твои басни точно поверит. Вот увидишь. И не посадит. А этот не поверит никогда. Мне же не поверил, и тебе не поверит. Бля буду. Так что, если выгорит: с тебя стакан за спасенье.
- А себя-то спасешь? - спрашивает Венька.