Мера прощения

– Не-у, не-у! Это третий помощник! – голос его звучал с потрескиванием, как радио во время грозы.

Я почему-то думал, что чем глупее человек, тем он смелее, а оказывается, все сложнее. Что ж, дурак или трус могут убить, а трусливый дурак – вряд ли.

– Значит, не ты убил?

– Не-у!

– Сейчас проверим. – Я сделал вид, будто вспоминаю что-то. – На кого ты ему настучал?

– На Бахтияра. Он с поваром это...

– Было такое.

– Они и теперь.

– Знаю. Еще на кого?

– На Гусева и Остапенко. За самогонку.

– Правильно. Еще?

– Третий механик и Амелин, они вахту вместе стоят, и токарь... – Размазня поперхнулся и вытер рот рукавом, не заметив, что рукав в соке. На подбородке остались желтые подтеки.

– Ну-ну, – подогнал я.

– В Сингапуре продали. – Он посмотрел на меня так, будто я должен знать, что именно они продали.

– Я от тебя хочу услышать, чтобы проверить, врешь или нет.

– Стружку цветных металлов.

Ну, это как бы законный бизнес машинного отделения, за такое больше строгого выговора не влепят. Хотя, смотря куда они дели деньги. Я предложил самый русский вариант:

– А деньги пропили?

– Нет, товара набрали, много. – Электрик вдруг обрел нормальный голос, наверное, от зависти.

– И помполит нашел контрабанду?

– Не успел. За борт выбросили.

– Так, вижу, что не врешь.

– Можно мне сока?

– Пей.

Банка в его руках подпрыгивала. Действительно, размазня. В стукачи он не годится, потому что, я уверен, узнает позже всех. Ладно, пусть живет: заложить его всегда успею.

– Теперь будешь мне сообщать о всяких нарушениях, – строго произнес я. – А это, – взял три лепешки, подержал их на ладони, точно прикидывая вес, а на самом деле решал, не забрать ли себе, но устоял – швырнул в открытый иллюминатор, – я их не видел. Но чтоб больше не курил – понял?

– Да, – ответил электрик, умиленно улыбаясь и глядя на меня сбежавшимися в кучку глазами.

Не мешало бы разрешить делать аборты не только до рождения ребенка, но и после: дождаться первой улыбки и, если умиленная, под скальпель и на помойку.

13

Складывается такое впечатление, что меня передают из рук в руки, от одного подозреваемого к другому. Вскоре я обойду всех, вернусь к первому и пойду по второму кругу. Ну, дал мне Размазня наколку еще на троих, у которых был повод разделаться с первым помощником капитана, – ну и что? Двое из них – третий механик и моторист Амалин в момент убийства были на вахте в машинном отделении. Убийство произошло между четвертью первого и двумя часами ночи. В четверть первого капитан, начальник рации и повар видели помполита беседующим на корме с Володей, а примерно в два часа компания, праздновавшая день рождения старпома, вывалила из капитанской каюты подышать свежим воздухом и никого на корме не застала. Проходя мимо каюты помполита, Гусев обратил внимание всех на то, что там звонит телефон. Мол, кому-то не терпится среди ночи настучать, но никак не может разбудить Помпу. А может, токарь слишком жаден или мстителен? На флоте только две черты характера могут быть «слишком» – лень и болтливость. Иногда у меня складывается впечатление, что моряки – не люди, а комки студенистой массы с длинными гибкими языками. Так как я – один из них, то пойду поболтаю с токарем Хмарой, по отзыву многих – мастером на все руки. В ночь убийства он не стоял на вахте и не был на дне рождения.

Нашел я его в подсобке, где хранились кинопроектор и коробки с фильмами. Хмара перематывал киноленту с одной катушки на другую. Работа эта нудная, не требующая напряжения извилин, поэтому глубокомысленное выражение на лице токаря казалось наигранным.

– Что за фильм?

– «Белое солнце пустыни», – ответил он, не поворачиваясь ко мне и не меняя выражение лица. – Народ требует по второму разу прокрутить.

– Ну, если требует, надо выполнить, – серьезно произнес я.

– Народ всегда прав, – в тон мне сказал Хмара.

Кто-то кого-то подначивает. Собирался я его, а получается... Что ж, надо уметь проигрывать.

– Хороших фильмов много? – поменял я тему разговора.

– А какие – хорошие?

– Ну, скажем, интересные.

– Есть немного, штук пять.

– Слабовато.

– В прошлый рейс еще хуже было.

– Не мог договориться? – подцепил я.

– Не я выбирал, – ответил токарь и наконец-то повернулся ко мне.

Лицо у него было словно из углов, острых и тупых. Их тщательно подогнали и обтянули кожей, но все равно складывалось впечатление, что имеешь дело с механической куклой. Есть куклы смеющиеся, плачущие, стесняющиеся, а эта – думающая. И движения у нее точные, рациональные – нечеловеческие, какой и кажется всякая норма.

– А кто выбирал?

– Помпа... Такую шваль набрал! Хотели поменяться во Вьетнаме с другим теплоходом, а они посмотрели список и спросили: «У вас что – экипаж коммунистического труда?»

– И что ты ответил?

– Наоборот, говорю, поэтому Помпа и накачивает нас. А будете такие вопросы задавать, к вам его перекинут.

– Перекинули. Но только через фальшборт.

– Мир не без добрых людей.

Уж не ты ли этот самый «добрый людь»? Ведь преступление, уверен, было тщательно подготовлено и проведено без задоринки, никто не видел. Это в нашей-то «деревне», где таракана без свидетелей не раздавишь!