Мера всех вещей

– Послушай, – сказал я, – мудрость есть благополучие; это известно и ребенку. – Клиниас удивился, потому что еще слишком молод и несмышлен, а я, заметив его удивление, спросил: – Разве ты не знаешь, что флейтисты в отношении к игре на флейте – люди самые благополучные?

– Знаю.

– То же должно сказать и о грамматистах в отношении к искусству читать и писать?

– Без сомнения.

– Что ж теперь? Говоря вообще, почитаешь ли ты кого-нибудь благополучнее кормчего во время морской бури?

– Нет.

– А во время войны, с кем бы ты охотнее согласился разделять судьбу: с мудрым полководцем или с немудрым?

– С мудрым.

– Во время болезни кому бы охотнее вверился: мудрому врачу или глупому?

– Мудрому.

– Стало быть, гораздо благополучнее иметь дело с мудрым, чем с невеждой?

– Конечно.

– Следовательно, мудрость везде делает людей благополучными; с ней никто не ошибается, но все поступают правильно и удачно, иначе она не была бы и мудростью. Таким образом, в главном мы, наконец, как-то там согласились, то есть заключили, что кто обладает мудростью, тот не имеет нужды в благополучии. А когда согласились в этом, я спросил Клиниаса и о других, прежде допущенных положениях.

– Мы допустили, – сказал я, – что человек благоденствует и бывает счастлив, как скоро у него много добра.

– Допустили.

– Но благоденствовать при настоящих благах тогда ли можем мы, когда они полезны нам, или когда не полезны?

– Когда полезны, – отвечал он.

– Полезны ли они, когда мы только имеем их, а не употребляем? Например, полезно ли иметь много пищи и не есть, много питья и не пить?

– Вовсе нет, – сказал он.

– Вообрази же теперь, что художники приобрели все нужное для каждого из них и, однако ж, не употребляют приобретенного; счастливы ли они оттого, что у них есть все нужное для художника? Представь, например, что плотник приобрел все инструменты и нужные деревья, а ничего не строит; полезно ли ему это приобретение?

– Нимало.

– Что ж теперь? Кто приобрел богатство и все другие блага, о которых мы недавно упоминали, а не употребляет их, тот благоденствует ли от приобретения этих благ?

– Нет, Сократ.

– Следовательно, кто хочет быть счастливым, тому надобно не только приобрести эти блага, но и употреблять их, если одно приобретение не приносит никакой пользы.

– Правда.

– Итак, для счастья человека, Клиниас, необходимо как приобретение благ, так и употребление их.

– Кажется.

– Но употребление правильное, – спросил я, – или и неправильное?

– Правильное.

– Ты хорошо-таки отвечаешь, потому что употреблять их неправильно, думаю, гораздо вреднее131, чем вовсе не употреблять: первое худо, а последнее ни худо, ни хорошо. Не так ли скажем?

– Так.

– Что же? При обработке деревьев может ли что другое содействовать правильному употреблению их, кроме знания, свойственного плотнику?

– Ничто, – сказал он.

– Не знание ли также содействует правильной выделке сосудов?

– Так.

– А для того, – сказал я, – чтобы правильно употребляемы были все прежде упомянутые нами блага, то есть богатство, здоровье и красота, знание ли должно идти вперед и сообщать направление деятельности или что другое?

– Знание, – отвечал он.

– Следовательно, знание, как видно, при всяком приобретении и действии доставляет людям не только благополучие, но и счастье?

– Так.

– Итак, скажи, ради Зевса, – спросил я, – есть ли какая-нибудь польза от всех приобретений без рассудительности и мудрости? Полезно ли человеку многое приобретать и многое делать, когда в нем нет ума, или полезнее немногое с умом? Смотри так: не тот ли менее грешит, кто менее делает? Не тот ли менее несчастен, кто менее грешит? Не тот ли менее бедствует, кто менее несчастен?

– Без сомнения, – сказал он.

– Но кто преимущественно менее может делать: бедный или богатый?

– Бедный, – отвечал он.

– Слабый или сильный?

– Слабый.

– В честях или без честей?

– Без честей.

– Мужественный и рассудительный или робкий?

– Робкий.

– Следовательно, менее132 также – ленивый, чем деятельный?

– Допускаю.

– Менее медленный, чем быстрый? И менее тот, кто имеет тупое зрение и слух, чем тот, у кого чувства остры?

Во всем этом мы согласились.

– Значит, все вообще блага, о которых мы говорили, Клиниас, – продолжал я, – надобно понимать не так, что они блага сами по себе, но, как видно, следующим образом: если управляет ими невежество, то они бывают большим злом, чем противоположное им, потому что могут успешнее служить злому началу, которое управляет ими. Если же, напротив, они находятся под властью рассудительности и мудрости, то становятся тем большим добром, а сами по себе не стоят ни того ни другого названия.

– Кажется, в самом деле так, как ты говоришь.

– Что же теперь остается заключить из наших слов? Не то ли, что нет ничего ни доброго, ни злого, что одна мудрость – добро и одно невежество – зло?

Согласился.