Мераб Мамардашвили: топология мысли

Но сам создатель божественной формы уже в новом ожидании обновления, он снова ждёт, когда придёт этот миг, когда исчезнут вновь новые барьеры и потечёт вдохновляющая лава, принимающая любую живую желаемую форму [Пруст 2018: 288-289]. Поэты знают эту минуту, редкую, в своём переживании её они удивительно единодушны. Здесь М. Пруст как будто слышит А. С. Пушкина («минута – и стихи свободно потекут…»)[155].

«…И мысли в голове волнуются в отваге,

И рифмы легкие навстречу им бегут,
И пальцы просятся к перу, перо к бумаге.
Минута – и стихи свободно потекут…»

А. С. Пушкин. Осень

Орган жизни

И вновь М. К. как бы оправдывается перед слушателями. Он пытается рассказывать (что невозможно) об опыте самоприсутствия, добавляя, что это ведь все слова, слова, слова… Вообще-то, сам жанр их встреч в университете, жанр лекций, на которых обсуждается, показывается, предъявляется то, что не может быть предъявлено в формате лекции – это достаточно абсурдная ситуация. Представим себе, весь год студенты ходят к профессору на лекции, стоящие в расписании, по которым им вроде как ещё зачёт сдавать. Эти лекции идут в жанре монолога, тяжелого, трудного, невозможного для пересказа, невозможного для конспектирования. Абсурд! Конспектировать лекции Мамардашвили о романе Пруста – это всё равно что конспектировать исповедальную молитву или какое-нибудь сложное духовное упражнение Игнатия Лойолы. Медитативный опыт встроен в сугубо учебный формат, причем, самый не подходящий. Ладно бы это был какой-нибудь практикум, мастерская. А вот ведь лекции по расписанию.

Ведь если понять эмпирического индивида невозможно (см. выше), то как можно понять М. К. на лекции? Кто он для слушателей? Изначально эмпирический индивид, некий профессор, пусть и знаменитый, читающий по расписанию свои лекции. И слушатели для М. К. изначально такие же эмпирические индивиды. Но чтобы начать понимать друг друга, они друг для друга должны стать проницаемыми, без перегородок, существами. А на лекции разве это возможно?

Вот и опять, М. К. извиняется и говорит, что опыт невербального присутствия, опыт самостоятельной мысли, то есть собственно настоящей реальности, я не могу передать никак, ведь слова об этом – опять слова. А многие ведь так и делают. Рассказывают о мышлении, о чувствах, о познании, а сами никогда такого опыта не испытывали. Есть мысль, невербально испытанная. И есть слова об этом. Заведомо не адекватный способ понимания.

Но чтобы мыслью присутствовать, чувством присутствовать, любовью присутствовать, необходимо выполнять определённые условия [ПТП 2014: 749].

Да, конечно. Какие же это условия? Здесь М. К. испытывает технологический, языковой дефицит. Потому что просто разложить на этапы и инструменты этот невербальный опыт невозможно[156]. Можно пытаться как-то показать его, привести примеры, через косвенные метафоры и картинки как-то рассказать об этом, собой показать, своим присутствием или хотя бы выведением некоторых правил. Например, как это он неоднократно уже говорил, одно из правил гласит: понять можно только целиком. Если мы понимаем, то понимаем всё. Частичное понимание не даёт понимания. Такое утверждение. Его нужно просто принять как норму и пытаться как-то многажды осмысливать, через его призму просматривать конкретные ситуации понимания, держать как рамку, как фокус.

Эта предельная рамка становится условием понимания. Например, какова роль падающего яблока в истории открытия И. Ньютоном закона всемирного тяготения? Не само же по себе падающее яблоко привело к открытию закона. Ньютон был готов к тому, чтобы понять это падающее яблоко в более широкой рамке. Он был готов. Он был заряжен на понимание. Он не искал само яблоко. Не ждал его. Яблоко упало и стало случайным примером в ситуации готовности. Поэтому он был готов прочитать в падающем яблоке более широкий контекст закона, прочитать то, что не видимо и не читаемо в ином состоянии. Яблоки падали всегда, но никто до Ньютона их так не читал, не ведал о законе. Хотя закон был и до него. Но Ньютон сформулировал закон, и он как бы явился человеку. Иначе говоря, Ньютон выводил закон не из падающего яблока, не из эмпирических данных, а будучи готовым своей мыслью, своим состоянием к тому, чтобы прочитать в видимом невидимое и сформулировать этот закон. Ньютон искал закон в предельном горизонте, прочитав его на конкретном эпизоде.