Поэтому проблема опыта Пруста – это проблема выпрямления кривой с тем, чтобы вернуть исходную точку впечатления, из которой оно вышло. Выпрямление означает не укорачивание пути, а восстановление истинного исходного смысла произошедшего. Такое восстановление невозможно проделать автоматически, а только за счет создания произведения, особой машины, а «короткий путь – тот, который кажется кривым, а в действительности это прямой путь, идущий через преобразование себя в путешествии, символически описанное как путешествие в ад» [ПТП 2014: 441-442].
Понятно, что такое выпрямление кривой бойкотируется страхом, ленью, комплексами, привычками и проч. Наше существо сопротивляется проделыванию опыта по выпрямлению. Легче идти по кривой защит, самооправданий, отклонений.
Но такое выпрямление кривой воспоминаний и выстраивание единственной связи между тем опытом и воспоминанием и оформление связи в авторском слове и есть создание автобиографии, то есть слова о себе, единственного и незаменимого, что удерживает тебя как есть. Связку эту у М. Пруста создает «писатель», автор произведения, призванный отыскать её, но он не просто находит её, он её формирует, закрепляет в авторском слове, авторской фразе, форме, рождаясь сам посредством формы.
Получается такая примерная схема единицы пути, акта выпрямления кривой. М. К. не рисовал, хотя и прибегал к разного рода визуальным метафорам. Но её можно попробовать как-то оформить в визуальной опоре.
Рис. Связность пути
Рисунок получился почти такой же, в котором мы фиксировали феномен сосудов (ваз) желаний и жизни (см. выше).
Находя, точнее, выстраивая в своём слове эту связь, автор формует и себя, строит свой стиль («стиль – это человек»), но не в поверхностном смысле известной фразы Бюффона, замечает М. К., а в глубинном, – что стиль есть строй личности. Выстраивая связку, автор и строит себя, структуру своей художественной личности: «ты воссоединяешься с тем, что было в тебе, и только на себе ты можешь исправить эту кривую» [ПТП 2014: 444].
Такая связка похожа в своём генезе на сюжет старого античного мифа о символе, означающем две половинки дощечки, которые берут два путника и потом при встрече соединяют, и, если их края соединяются, значит происходит встреча[97]
. В этой модели у М. Пруста получается более глубинный смысл – одна половина есть часть жизни, потерянный рай, а вторая – то, что ушло по кривой в память. Задача человека вернуть себе утраченный рай, воссоединиться с ним, соединить два конца одной жизни. Роман, произведение, авторское слово становятся тем самым символом, соединяющим концы.При выпрямлении кривой, разумеется, мы испытываем резонанс памяти, не той механически-физиологической, которая якобы работает в нашем мозгу, не той способности нервной и физической организации нашей, а той культурно-душевной способности создавать тексты сознания. Мы порождаем тексты сознания. При встрече опыта и воспоминания мы испытываем резонанс, как на перекрестке сталкиваются две машины. Они ведь сталкиваются именно потому, что каждая из них не ведает, что едет другая, не смотрит вокруг, не контролирует свои действия и не видит, что кто-то едет по другой кривой. В нас сталкиваются разные реакции, не контролируемые нами, реакции от прожитого, и реакции от памяти. При их столкновении происходит резонансная сшибка. Чтобы как-то согласовать их, мы создаем такую машину по увязке, свой сюмболон.
Итак, чтобы построить связь между тем, что было, и историческим объёмом памяти, мы строим некую резонансную машину, специальный текст-зеркало, ставим его перед своим жизненным путем, с тем, чтобы по отражениям как-то проделывать работу по исправлению кривой, мы исправляем путь, пытаясь понять, что было на самом деле с нами. Мы читаем другую жизнь глазами этого текста, а не другого. Мы просто по-другому не увидим ничего, не прочитаем. Мы читаем текст с помощью другого текста. М. К. выводит закон: «прочитать текст мы можем только текстом» [ПТП 2014: 452].
Роман и есть построенная резонансная машина, мы строим текст для чтения другого текста – «текст искусственной памяти, или текст романа, для чтения текста впечатлений», и этот текст романа не сводится к описанию эмпирических эпизодов, когда-то произошедших со мной [ПТП 2014: 454]. Я ведь своим текстом могу перемещаться по времени как угодно, перекраивая эти эмпирические события. Например, мемуар пишется из стремления всё восстановить как было, якобы, на самом деле, объективно. Но это ложное стремление к объективности нас удаляет от самих себя. В стремлении к объективности мы как раз уходим по кривой, забывая себя как есть. При буквальном воспроизведении того, что было, последовательно происходило, с самим собой невозможно соединиться. Воссоединение происходит посредством установления связи, в связке нового текста произведения.
Рассеяние и собирание