Мерецков. Мерцающий луч славы

   - Думаешь ты о деле, Мерецков, но не всегда хорошие мысли вызревают в добрые поступки, - философски заметил начдив и резюмировал: - Иди отдыхать, на дворе уже ночь хозяйничает.

   - Не могу, товарищ начдив. Косогов назначил меня дежурным по штабу.

   - Тогда гляди тут в оба, если что - дай знать.

Мерецков вышел во двор перекурить. Ночь была тёплая и безветренная. В тёмном небе ярко горели звёзды, они часто мигали, словно переговаривались с землёй. Изредка где-то далеко стрекотали пулемёты, слышались одиночные выстрелы, а в небо взлетали красные и зелёные ракеты. Мерецков подозвал помощника, молодого кавалериста с копной рыжих волос.

   - Пётр, ну-ка обойди посты: как там наши часовые, не то ещё уснут, - распорядился он. - Ты, наверное, слыхал, как погиб Василий Чапаев? Нет? А я тебе скажу: часовые на постах уснули, белые подкрались к ним, штыками закололи и ударили по спящим бойцам чапаевской дивизии.

   - Чапаев - да, герой, и молва о нём широкая и бурная, как большая река, - заявил боец. - И погиб-то Чапаев в этой самой реке. - Он взглянул на Мерецкова. - Я пойду посмотрю, на местах ли наши часовые...

«Прав боец, молва о Чапаеве в народе широкая, - отмети про себя Кирилл Афанасьевич. - Таких, как он, я ещё не встречал. Хотя нет, Семён Будённый, пожалуй, ему не уступит. О нём тоже в народе, особенно на Дону и Кубани, песни поют, говорят о нём с любовью».

Вернулся Пётр.

   - Ну, что там? - спросил Мерецков.

   - Часовые на постах, так что белополяки к штабу незамеченными не подойдут, - ответил Пётр.

Мерецков отпустил его отдыхать, с полчаса посидел над картой и снова вышел во двор перекурить. Мысли потекли к нему, как ручейки. Сначала он вспомнил своего отца, когда вместе в страду они косили хлеба, потом будто наяву увидел мать: вот она стоит у плетня, а он, Кирилл, верхом на коне машет ей рукой на прощание. Он даже услышал её голос: «Сынок, в огонь не бросайся и головушку спою пуле не подставляй! Как приедешь в Харьков, черкни несколько строк, чтобы мы с батей не волновались».

Мерецков вздохнул. Надо было перед отъездом на фронт и матери написать. А теперь ему не до писем, того и гляди появятся уланы. Когда выйдет на отдых Конармия, тогда он и напишет матери.

Вдруг его раздумья прервали частые винтовочные выстрелы, а где-то неподалёку взорвалась граната, ослепив всё окрест.

   - Уланы наступают! - подскочил к Мерецкову часовой, охранявший штабные машины.

Мерецков объявил боевую тревогу, затем вихрем ворвался в комнату, где на топчане спал Клим Ворошилов. Сгоряча схватил его за руку, потянул к себе, крикнул едва ли не на ухо:

   - Поляки атакуют штаб!

Ворошилов вскочил с топчана и, выхватив из кобуры револьвер, выбежал во двор. А там уже суетились бойцы.

   - Где уланы? - спросил Ворошилов и, не дождавшись ответа, крикнул во всё горло: - Бригады к бою! По копям!..

Схватка в ночи была короткой, но жестокой. Красноармейцам удалось отбросить врага, часть уланов была изрублена шашками. Как потом выяснилось, это были белополяки 7-й пехотной дивизии. Когда ракеты осветили поле, Мерецков увидел Клима Ворошилова, скачущего на своём рысаке. На ходу он стрелял из нагана. Бойцы скакали за ним. В какой-то миг лошадь Мерецкова от взрыва гранаты шарахнулась в сторону, и он ощутил горячий удар в грудь. «Кажется, улан пальнул по мне из карабина», - только и подумал Мерецков. Он как-то сразу обмяк, силы покинули его, и он свалился с коня...

Очнулся Мерецков на рассвете и увидел себя на тачанке. Приподнял голову, чтобы посмотреть, где они едут, и такая боль возникла в груди, что едва не задохнулся.

Пролежал в госпитале Мерецков с неделю, рана стала затягиваться. Врач, лечивший Кирилла Афанасьевича, усмехаясь в рыжие усы, сказал, осмотрев его:

   - Повезло тебе, сынок! Пуля застряла в груди, рядом с сердцем, но этот мотор не задела. Побудешь ещё неделю, и я тебя выпишу.

Мерецков был рад, что дело шло на поправку. Впервые после ранения он улыбнулся. «Факт, повезло мне», - подумал он. Первая рана, когда его лечил хирург Игорь Денисович Костюк, была тяжёлой, тогда он пролежал в госпитале больше двух месяцев. На этот раз рана затягивалась быстро, без каких-либо осложнений, и это вселяло надежду, что скоро он вернётся в Конармию.

Перед самой выпиской из госпиталя Мерецков написал отцу письмо, упомянул о своём ранении. Положил листок в конверт и запечатал. Подумал, подумал, потом взял письмо и изорвал в клочья. Зачем волновать родных? Когда вернётся домой, расскажет им, что с ним приключилось.

Утром в палату вошёл его лечащий врач. Был он весел, от него пахло одеколоном.

   - Я только что побрился, и вам не мешало бы это сделать, - улыбнулся он, глядя на Кирилла Афанасьевича.

   - Почему? - усмехнулся Мерецков. - Куда мне спешить, завтра и побреюсь.

   - Нет, дружище, садитесь и брейтесь, а я оформлю документы. За вами уже прибыла тачанка.

   - Тачанку небось послал начдив Коротчаев? - спросил Мерецков бойца, садясь рядом с ним.

   - Никак нет - Фёдор Литунов! Теперь он командует нашей 4-й дивизией.

   - А куда направили Коротчаева?