Мерфи

— Ни слова ни одной душе, — сказала мисс Кунихан. — Какой, ты сказал, там номер на Брюэри-роуд? Запомни, это был просто еще один бесплодный день. Вот тебе; по-моему, флорин.

Говоря все это, она вынимала шпильки и расстегивалась. Она явно очень торопилась освободиться от своих одежд. Надо отдать ей должное, ей и в голову не приходило, что при всех своих недостатках Купер — мужчина, такой же, как все остальные мужчины, с совершенно такими же, как у них страстями, т. е. созданными, чтобы ответствовать ее страстям.

— А завтра, — сказала она, — переступая через край натягиваемых предметов туалета, — ты, как обычно, выйдешь утром, но не на розыски Мерфи — вот тебе, держи, проклятье, я заплачу полкроны, — а на розыски миссис Нири. Миссис Нири, — повторила она на октаву выше, — Ариадны чертовой Нири, несчастно-урожденной Кокс, несомненно, она скорее пепин, чем апельсин, хотя лично, — со вздохом и помягчевшим голосом, расстегивая корсет, — я ничего не имею против этой бедняги, если только ты не получишь других указаний.

Беседа с Уайли была для Купера не столь изнурительным делом, но и менее прибыльным, так как Уайли до следующего свидания с мисс Кунихан исчерпал свои ресурсы.

Мозги Уайли принадлежали к тому же великому разряду, что и мозги мисс Кунихан.

— Брось Мерфи, — сказал он, — забудь его и пускайся на поиски этой Кокс.

Купер ожидал остального, но Уайли надел шляпу и пальто, сказал:

— После тебя, Купер, — и далее ни слова, покуда не спросил на улице: — Ты куда теперь, Купер?

Купер не задумывался об этом. Он наугад показал в какую-то сторону.

— Тогда я прощаюсь, Купер, — сказал Уайли. Но через несколько шагов он остановился с видом человека, что-то вдруг вспомнившего, постоял с секунду как вкопанный и тогда повернул назад, к тому месту, где ждал Купер, не пребывавший ни в нетерпении, ни в приятном удивлении.

— Чуть не забыл, — сказал он, — когда ты увидишь мисс Кунихан — ты ведь сейчас увидишь ее, не так ли, Купер?

Искусство, с которым неграмотные люди, в особенности же воспитывавшиеся в Ирландии, обходят препоны, вызванные страхом перед словесным выражением, поистине изумительно. Вот и лицо Купера, хотя, казалось, в нем не дрогнул ни один мускул, собрало в этот миг и отбросило прочь в единой гримасе тончайшие оттенки нерешительности, отвращения, собачьей преданности, кошачьей осторожности, усталости, голода, жажды и запасов силы в ничтожную долю времени, которое потребовалось бы на красноречивейшую речь для гораздо менее искусной увертки, не подставив притом своего владельца, так как не дало возможности неверно процитировать его слова.

— Да, я знаю, — сказал Уайли. — Но просто на всякий случай, если вдруг увидишь, запомни — ничего нового, сообщать не о чем. Ты же знаешь, каковы женщины, когда дело доходит до женщин.

Если Купер не обладал таким знанием, то не потому, что не подвернулось случая, прискорбного случая, самым плачевным результатом которого было, пожалуй, то, что из двух единственных добрых ангелов, к которым он когда-либо был способен неровно дышать одновременно — такое ему выпало счастье, — одна, мисс А, тогда брюнетка, в настоящее время вот уже семнадцатый год отсиживалась в известном заведении его величества, тогда как вторая, мисс Б, также в прошлом брюнетка, еще не согнулась под гнетом наветов и других повреждений. Тем не менее знание это не было, собственно говоря, его знанием, оно не представлялось ему как повседневное предостережение, каким оно было для Уайли, для Нири и, по существу, для большинства мужчин, хотя они приобретают его гораздо дешевле и даже в некоторых случаях a priori. Ибо жестокий удар был как раз того рода, о котором говорилось выше, — с великими стараниями он был почти совершенно позабыт Купером и вряд ли с меньшими в почти совершенной полноте восстановлен Нири. Что первый все еще мог припомнить, потому что это не причиняло ему боли, а последний никогда и не знал, поскольку это его не интересовало, — это одна-две простые нежные сценки с мисс А до того, как он повстречал мисс Б, и вновь то же самое с мисс Б до того, как она повстречала мисс А.

— Я говорю, ты же знаешь, каковы женщины, — сказал с нетерпением Уайли, — или вся твоя жизнь прошла в Корке?

Голова Купера опустилась вперед, а руки, маленькие, белые, окоченевшие, промокшие, без волосяного покрова, но на самом деле довольно проворные, заработали в воздухе, с трудом немного поднявшись сквозь темноту. Он сказал:

— Все будет в порядке.

— Или, может, имеется какая-нибудь красотка, — сказал Уайли, — из-за которой ты ослеп и уже не замечаешь ее пола? Какая-нибудь юная особа? Ну, выкладывай, Купер.

Купер уронил руки, через силу повернул голову так, чтобы можно было посмотреть на Уайли, и сказал почти что тем же своим безразличным голосом:

— Все будет в порядке.