Мэри Джейн

Мы продолжили танцевать, и когда заиграла следующая песня. На вступительных аккордах Иззи завизжала и стала горланить слова, перекрикивая даже пластинку. Джимми засмеялся и тоже запел. Припев подхватил даже доктор Коун. Я довольно быстро разобрала слова и ужасно хотела спеть хотя бы пару строчек, но не решалась делать этого на глазах у известного профессионального музыканта – того самого, чей голос я слышала сейчас на пластинке! На последнем припеве Иззи приблизила свое лицо к моему и в голос орала вместе с пластинкой. Тогда, не давая себе времени передумать, я начала петь. Сначала тихо, потом, убедившись, что попадаю в нужную тональность, немного громче. Когда музыка стала нарастать, я запела еще смелее, почти сравнявшись в громкости с Иззи и Джимми. Наконец я перестала танцевать, чтобы распеться по-настоящему. Я закрыла глаза, отпустила свой голос и услышала, как он резонирует с голосом Джимми, словно переплетенные электрические токи, создающие бурю искр.

Песня закончилась, доктор Коун и Иззи разразились овациями. Джимми покивал, улыбаясь. Он трижды хлопнул в ладоши, а затем сказал:

– В рот мне яйца, Мэри Джейн, кто бы мог подумать, что у тебя такие данные!

Двусмысленные слова застряли у меня в голове, как кусок ваты в зарослях шиповника.

– Я пою в церкви, – проговорила я наконец, но вряд ли меня кто-то услышал, так как заиграла следующая песня, а в столовую, пританцовывая, вошли Шеба и миссис Коун.

Шеба пела во всю мощь своего голоса, и это было так красиво, что я вся с головы до пят покрылась мурашками. Ее пение звучало чисто и плотно, напоминая звучание какого-то совершенно незнакомого мне музыкального инструмента.

Джимми изобразил руками волну и в этом странном танце приблизился к Шебе. Та описала круг в его беспокойных руках, а затем они прижались друг к другу бедрами. Шеба ушла в модуляцию, в то время как Джимми продолжил петь в основной тональности. Миссис Коун тоже присоединилась к пению, а Иззи по-прежнему голосила громче всех. Все танцевали, сбившись в один большой, динамичный хоровод, полный улыбок, плавных движений, музыки, смеха, песен и плясок… Когда песня набрала темп, Шеба решила покружиться. Иззи раскинула руки в стороны и последовала ее примеру. Шеба открепила парик и подбросила его в воздух. Доктор Коун поймал парик и натянул Иззи на голову. Иззи забралась на стул, а со стула – на только что отполированный стол. Она стояла на нем грязными босыми ногами, в Шебином парике, и горланила так, словно выступала на сцене перед полным стадионом. Все хохотали, танцевали и снова пели, и никто – никто! – не сказал ей убрать грязные ноги со стола.

Где-то в отдалении я услышала тихий электронный писк. Я его проигнорировала. Я не могла перестать танцевать, не могла перестать петь. Как бы я ни старалась, я не могла отвести глаз от Шебы и Джимми. Как вообще можно было отвести от них взгляд? Как можно было их не слушать? Не смотреть во все глаза на этих сверкающих, плавных людей, которые своими голосами создавали такой звук, который проникал в каждую клеточку моего тела и наполнял меня так, что я была переполнена им? Насыщенна. Счастлива.

Когда песня закончилась, я услышала писк более отчетливо. Сработал кухонный таймер. Мясной рулет был готов.

5

Я никогда не слышала столько разговоров за ужином. Миссис Коун рассказала всем о своем первом поцелуе, а потом Шеба рассказала всем обо всех парнях, с которыми встречалась, пока не встретила Джимми. Джимми рассказал о своем приятеле, тоже рок-музыканте (доктор и миссис Коун знали, о ком речь, но мне его имя ничего не сказало), который гастролировал с ним в последнем концертном туре. Каждый вечер этот музыкант страдал и пел грустные песни под гитару, потому что ему разбила сердце женщина, которая, как божились Джимми и Шеба, была самой настоящей карлицей, к тому же с несносным характером. Эта история привлекла внимание Иззи, и у нее возникло множество вопросов о карликах, первый из которых был о том, могут ли карлики водить автобус. Тогда Шеба прямо на месте сочинила песню о карликах, которая получилась такой веселой и запоминающейся, что все подхватили припев, как только Шеба зашла на него второй раз. Песня начиналась так: «Ах, эти карлики, на нас так похожи, они водят машины и автобусы тоже». Меня сначала насторожили такие шутки про карликов, но в итоге я поняла, что своей песней Шеба пыталась донести до Иззи только то, что кроме роста карлики ничем не отличаются от большинства людей. Когда мы допели песню, доктор Коун объяснил Иззи, что несносный характер одного конкретного карлика не делает несносными всех карликов. Это было девиацией (после чего доктору Коуну пришлось объяснить, что такое девиация). Время от времени Шеба, сидевшая рядом со мной, сжимала мое плечо или руку, как бы сигнализируя, что обо мне тоже не забыли.