Мэри Джейн

– Наверное. – Никто никогда не употреблял слово «роскошный», говоря о какой-то моей черте. Я чувствовала, как оно расползается внутри меня жидким теплом. Роскошный. Я наверняка покраснела до ушей, но в машине все равно было слишком темно, чтобы Джимми и Шеба заметили.

Джимми сделал короткую затяжку, передал косяк Шебе, а затем начал петь…

– Иисус меня любит, я знаю, – с каждым новым словом с его губ срывались маленькие облачка дыма. – В Библии я об этом читаю…

Он взял более медленный темп, чем тот, в котором обычно исполнялась эта песня. Его пронзительный, похожий на виолончель, голос навевал меланхолию и чувство одиночества. Как песня о несчастной любви, которую мог бы спеть приятель Джимми, рок-музыкант о карлице, разбившей его сердце.

Шеба присоединилась к Джимми, и песня обросла плотью. Теперь она звучала так волшебно и чисто, что я почти осязала ноты, падающие на мою кожу, как невесомые перышки. Мои глаза наполнились слезами, и я испугалась, что сейчас расплачусь.

– Вступай третьим голосом, – сказала мне Шеба, и только это сдержало мои рвущиеся наружу слезы.

Когда начался следующий куплет, я робко вступила и запела, печально и тягуче:

– Иисус меня любит, я знаю, каждый день себе напоминаю...

На деревьях стрекотали сверчки, и даже это казалось частью песни. Джимми и Шеба склонились ко мне, так что наши головы образовали треугольник и почти соприкасались, пока наши голоса сливались воедино. Мы пели медленно и проникновенно, пока момент не был безнадежно испорчен новым, лишним голосом.

– Добрый вечер?

Это была Мини Джонс. Она стояла прямо над окном Джимми.

Шеба бросила косяк себе под ноги, а Джимми развернулся лицом вперед.

– Здравствуйте, миссис… э-э… миссис Мини. – Я подняла руку и нервно помахала ей.

– Мэри Джейн? Что ты здесь делаешь? – Мини по-птичьи вращала головой из стороны в сторону. На ее лице застыла широкая напряженная улыбка. Она выглядела такой растерянной, как будто сам Иисус припарковался перед ее домом.

– Это мои друзья из другого города, – нашлась я. – Мы репетировали для церкви.

– Вы… – выпалила Мини.

– Рад встрече, – сказал Джимми.

Шеба завела машину.

– Ужасно рада встрече! – крикнула она, а затем нажала на газ и, минуя знак «стоп», отъехала от обочины. Джимми высунул руку из окна, сложив два пальца буквой «V».

– Мир! – крикнул он.

Секунд на пять в машине воцарилась тишина, а потом мы все расхохотались, как ненормальные. Я так смеялась, что по моему лицу потекли слезы. Шеба верещала и улюлюкала от смеха, и даже Джимми утирал с глаз самые настоящие слезы.

– Мини? Так ее звали? Миссис Мини?! – еще немного посмеялся он.

– Мини Джонс, – поправила я. – Мини – имя, а не фамилия.

– Господи, как можно было назвать ребенка Мини? – хохотнула Шеба.

«Как можно было назвать ребенка Шебой?» – подумала я.

Мы въехали в мой квартал.

– Вон тот дом, – сказала я. – С черными ставнями и оконными ящиками.

Шеба остановила машину у дома Райли, чуть-чуть не доезжая до моего. Это показалось мне разумным, поскольку моя мама, как и Мини, наверняка вышла бы посмотреть, в чем дело, если бы заметила припаркованную перед домом машину. Райли большую часть лета проводили в загородном доме на берегу Чесапикского залива, так что точно не должны были застать нас врасплох.

– Твою налево, Мэри Джейн. Чертовски красивый дом. – Джимми вытянул шею и высунул голову из окна.

– Как с картинки, – согласилась Шеба.

– Так ты у нас из богатой семьи?

Я никогда не задумывалась о том, богаты мы или нет. Все, с кем я общалась, жили примерно на одном уровне, хотя, конечно, я знала о том, что есть люди, которым меньше повезло в жизни. Но прямо «богаты»? Богатыми хотелось называть людей, которые носили вечерние платья с блестками, курили сигареты из алебастровых мундштуков и разъезжали в лимузинах, которыми управляли шоферы в черных фуражках. Я считала, что Шеба и Джимми богаты. Разве не все киноактрисы и рок-звезды были богаты?

– Я не знаю. Мой папа – юрист. Мы не ездим в шикарные отпуска. Я никогда не была на Гавайях.

– Ты работаешь на Коунов из интереса или ради денег? – спросила Шеба.

– Мне нравится у них работать. Но изначально я согласилась, потому что мои лучшие подруги уехали в летний лагерь, а я не хотела ехать с ними, и не хотела торчать целыми днями дома, помогая маме по хозяйству. И в загородный клуб я тоже не люблю ходить.

– Почему ты не хотела ехать в лагерь? – спросил Джимми. – Я бы много отдал, чтобы провести целое лето в лагере.

– Я ездила однажды, и мне не понравилось. Там было слишком много людей, и все постоянно галдели, я даже книгу не могла спокойно почитать. Единственное, что мне понравилось, это песни вокруг костра.

– Милая, милая Мэри Джейн, – пробормотала Шеба.

– А почему вы не ездили в лагерь? – спросила я Джимми.