Мэри Пикфорд

Ей приходилось нелегко. В мыслях Пикфорд мечтала избавиться от ярма долга, ощущения своей значимости и чувства вины. «Я всегда чувствовала жестокость жизни, — призналась она однажды. — И нередко страдала от этого». Во время Третьего займа один журналист ехал в поезде вместе с Пикфорд и Фэрбенксом. Мэри была не в духе. Она сидела, уткнувшись лицом в газету, затем отбросила ее в сторону и резко бросила: «Мне надоел грим; надоела студия; надоело кино!» Фэрбенкс попытался ободрить ее. Если бы эти слова попали в печать, они могли бы причинить ей вред. Но настроение Пикфорд не улучшилось. Журналист спросил, чем она могла бы заниматься, кроме игры в кино? Пикфорд ответила, что ей хотелось бы жить на ферме. У нее же есть ферма.

Олимп

Постепенно слухи о Мэри и Фэрбенксе дошли и до Бет. На людях она отмахивалась от подобных разговоров и улыбалась. Но наедине с собой ее одолевали сомнения. Вскоре Бет поговорила об этом с мужем. Несмотря на протесты Фэрбенкса, который все отрицал, она еще больше уверилась в своих подозрениях. Ее, вероятно, ошарашило то, что соперницей оказалась не кто иная, как любимая актриса всего мира. Тем не менее Бет не без оснований верила в то, что Фэрбенкс по-прежнему чтит их брак или, по крайней мере, боится открыто признаться в своем новом увлечении. «Ужасно жаркое путешествие, — сообщал он ей как-то в телеграмме из Юты (вероятно, он выезжал на натурные съемки; многие его фильмы изобилуют пейзажами юго-запада). Сожалею, что до отъезда не сказал тебе о своей любви столько, сколько хотел. Будь весела и передавай мои наилучшие пожелания нашему мальчику». Роль хорошего мужа и отца давалась ему нелегко. Юный Дуглас, которому тогда исполнилось семь лет, рос застенчивым и немного мрачноватым мальчиком.

Через два месяца Фэрбенкс послал Бет в Нью-Йорк другую телеграмму: «Ты ужасно несправедлива ко мне. Все в порядке. Закончу картину и в пятницу отправлюсь на восток. Ты сможешь встретиться со мной в Чикаго? Я хотел бы, чтобы ты приехала одна. Обеспокоен твоим состоянием. Телеграфируй мне, как ты себя чувствуешь. С любовью — Дуглас».

У Мура также возникли вопросы к жене. «Однажды Оуэн пришел ко мне, — вспоминала Мэри, — и заявил, что он имеет право знать все, так как остается моим супругом, хотя мы уже и не живем как муж и жена. Я сказала ему правду, и он спросил, что я собираюсь делать дальше. Я честно ответила, что у меня нет на этот счет никаких планов». Тогда, в 1916 году, перспектива развода очень пугала Пикфорд. Находясь, очевидно, под влиянием католических взглядов Шарлотты, Мэри считала развод чем-то вроде ампутации, которую необходимо предотвратить даже ценой счастья. Но в 1917 году ее настроение изменилось, поскольку теперь ее частная жизнь, в основном стараниями Оуэна, стала достоянием гласности.

Оуэн слезно умолял жену о примирении. Он даже согласился пойти на гигантскую жертву, пообещав хорошо относиться к Шарлотте. Мэри холодно выслушала его.

«Ты на несколько лет опоздал с этой речью, Оуэн», — сказала она, глядя, как слезы, бегущие по его щекам, падают на безупречно отглаженный галстук.

Наконец она произнесла ужасное слово «развод».

«Я не потерплю этого, Мэри! Запомни мои слова, я пристрелю эту обезьяну!»

Мэри позвонила Фэрбенксу, который рассмеялся и сказал, что жаждет расправиться с Оуэном. Он сомневался, что этот пьяница сносно стреляет. Тем не менее Фэрбенкс решил принять меры предосторожности и покинуть город. Часто работавший с ним режиссер Алан Дуон собирался ехать в Лос-Анджелес, когда получил от актера тревожную телеграмму: «Встречай меня в Салине, штат Канзас, и вместе вернемся в Нью-Йорк». В Канзасе Фэрбенкс встретился с Дуоном в поезде и доверительно сообщил, что Оуэн Мур собирается его убить. После этого оба отправились в Юту, где Оуэн не мог до них добраться, и сняли «Современного мушкетера». Между тем Мур с пистолетом в руках рыскал по Лос-Анджелесу в поисках Фэрбенкса. Пронесся ложный слух о том, что он нашел его в гостинице, попытался убить и ранил в руку. Согласно другой версии, ему удалось застрелить Фэрбенкса, которого нашли в луже крови.