Читаем Мэри Пикфорд полностью

К апрелю 1918 года Бет все это осточертело. Она с сыном жила в отеле «Алгонкуин». Фэрбенкс прибыл в город, продал военные облигации и снял номер в гостинице «Шерри-Незерланд», чем окончательно вывел Бет из себя. «Я поняла, — заявила она прессе, — что единственный способ остановить сплетни, это просто сказать, что они основаны на реальных фактах». Она держалась с достоинством. «В течение двенадцати лет я только и думала о счастье своего супруга. Теперь его счастье зависит не от меня. Он всегда был добрым и рассудительным отцом и мужем. В будущем я желаю ему всего хорошего». В конечном счете, Фэрбенкс и его загадочная возлюбленная, имя которой не называлось, чувствовали, «что их настигла самая большая и единственная любовь в жизни, в сравнении с которой ничто не имеет значения». «У меня хватит сил, — сказала Бет, — чтобы отойти в сторону». Если она и называла имя Мэри, газеты опускали его. Намекая на профессию неизвестной женщины, Бет говорила, что она работает вместе с ее мужем. Фэрбенкс, в это время продававший облигации в Детройте, удивился, узнав о заявлении жены: «У нас с Бет нет никаких разногласий, и эта история — ложь от начала до конца». Он даже предположил, что здесь не обошлось без происков немецкой пропаганды, целью которой является приостановка его работы по продаже облигаций займа Свободы. Когда у Мэри спросили ее мнение по этому поводу, она ответила, что не имеет к семейным делам Фэрбенкса никакого отношения. Надеясь сохранить свое честное имя, она добавила: «Мы просто работаем вместе».

Сделав вид, что Действует в интересах Мэри, Оуэн публично назвал ее любовницей Фэрбенкса. «Одна женщина сейчас больна и находится на грани нервного срыва, — начал он. — Поэтому я чувствую, что обязан выступить с заявлением, чтобы спасти ее от унижения». Пикфорд, продолжал Мур, «была почти подростком, по-детски привлекательным и доверчивым». Их супружество основывалось на «взаимной привязанности и любви» до того момента, как на горизонте появился Фэрбенкс, который «соединял в себе привлекательность в глазах женщин и чувство собственности». И хотя Оуэн находил эту процедуру «отталкивающей и вульгарной», он готов был подать в суд на Фэрбенкса за то, что тот разрушил его семью; все это якобы делалось в интересах хрупкой маленькой супруги, которую он любил.

Мэри пыталась отмахнуться от этого хлопотного дела, публично объяснив, что она и Шарлотта «слишком заняты, чтобы читать газеты». Они помогали армии и решали свои налоговые дела. Система налогов была тогда еще сравнительно новым феноменом. Все интересовались, какие налоги платили знаменитости. Как сообщала «Нью-Йорк Таймс», сумма на чеке Пикфорд испугала кассира. В 1966 году Мэри утверждала, что заплатила двести семьдесят семь тысяч долларов. «Хочу вас заверить, что я была храброй женщиной и с улыбкой отдала деньги сборщику налогов».

Шарлотта предпочитала держаться в стороне от этой драмы. Она сопровождала Мэри в ее поездках в рамках кампании займа Свободы и видела, как дочь общается с Фэрбенксом. 13 апреля 1918 года в Бронксе она стояла возле трибуны во время выступления Пикфорд и услышала крики Денни Джозефа, венгерского иммигранта, показавшиеся ей оскорбительными. Возможно, он намекал на семейную неверность Пикфорд. Шарлотта подозвала стоящего неподалеку полицейского и приказала ему арестовать иммигранта. Постовой, испугавшись ярости Шарлотты, повиновался. Шарлотта, все еще не отойдя от гнева, заявила прессе, что ругательства Джозефа были настолько неприличными, что она не может повторить их, хотя и заставит себя сделать это в зале суда. Исход этого инцидента неизвестен.

Через несколько недель мать и дочь — возможно, Фэрбенкс ехал в том же поезде — отправились в Лос-Анджелес и уединились в доме Мэри на Вестерн-авеню. «За обедом, — сообщал один журналист, — Мэри казалась уставшей и расстроенной». Эти сведения, вероятно, поступили от Лотти, которая обедала с Мэри и Шарлоттой и не пускала газетчиков на порог дома, заявляя, что у ее сестры нервный срыв.

«Я действительно поскользнулась, — вспоминала Мэри, — и не только в личной жизни, но и в искусстве». К тому времени она не сделала ни одного серьезного фильма после «Стеллы Марис». Теперь Пикфорд хотела воспользоваться уже опробованными темами и образами и получила их, когда Шарлотта купила права на романы «Поллианна» и «Длинноногий дядюшка». Эти детские книги пользовались необыкновенной популярностью; Мэри была полна решимости создать по ним не менее кассовые фильмы. Кроме того, пришло время заключать новый контракт; за этим событием наблюдал весь Голливуд. Актриса славилась своенравностью.

Перейти на страницу:

Все книги серии Женщина-миф

Галина. История жизни
Галина. История жизни

Книга воспоминаний великой певицы — яркий и эмоциональный рассказ о том, как ленинградская девочка, едва не погибшая от голода в блокаду, стала примадонной Большого театра; о встречах с Д. Д. Шостаковичем и Б. Бриттеном, Б. А. Покровским и А. Ш. Мелик-Пашаевым, С. Я. Лемешевым и И. С. Козловским, А. И. Солженицыным и А. Д. Сахаровым, Н. А. Булганиным и Е. А. Фурцевой; о триумфах и закулисных интригах; о высоком искусстве и жизненном предательстве. «Эту книга я должна была написать, — говорит певица. — В ней было мое спасение. Когда нас выбросили из нашей страны, во мне была такая ярость… Она мешала мне жить… Мне нужно было рассказать людям, что случилось с нами. И почему».Текст настоящего издания воспоминаний дополнен новыми, никогда прежде не публиковавшимися фрагментами.

Галина Павловна Вишневская

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное