Мэри Роуз

«Я люблю этого человека, — подумал Энтони, чувствуя, как его накрывает волна облегчения. — Что бы я ни испытывал по отношению к его пепельноволосой девушке, я никогда не причиню ему боли».

22 Роберт Октябрь 1537 год

 Te Deum laudàmus:
Te Dominum confitémur.
Te cetérnum partem
Omnis terra veneràtur.

Голоса уносились ввысь вместе с пламенем и струйками дыма. С тех пор как Роберт перестал получать доходы от своей должности смотрителя флота, расходы на содержание городского дома стали ему не по карману. Он понимал, что рано или поздно будет вынужден продать имение, и, к собственному огромному удивлению, мысль об этом не вызвала в душе никакого волнения, оставив его совершенно равнодушным. Когда-то он приехал сюда, чтобы тянуться к звездам, но к чему бы он ни прикасался, все обращалось в прах.

Для начала он сильно сократил количество слуг, оставив лишь самых необходимых. И теперь горстка грустных людей стояла у большого костра в его дворе и вслед за капелланом пела «Te Deum»:

Тебя, Боже, славим,
Тебя, Господи, исповедуем,
Тебя, Отца превечного,
Вся земля величает.

Свыше был спущен приказ, что по всей стране во всяком дворянском доме нужно зажечь такой костер и запеть «Te Deum», чтобы отметить счастье, снизошедшее на Англию. Милость Божья, на которую никто уже не смел надеяться. Слабые голоса Робертовой челяди соединились в ликующих строках прославления:

Tu Rex glórice, Christe.
Tu Patris sempitérnus es FÍlius.

Ты Царь славы, Христе,
Ты — Отца присносущный Сын.

Сын. Спустя вот уже почти тридцать лет, полных надежд и отчаяния, после разрыва с Римом, после развода с одной королевой и обезглавливания второй, король Англии наконец получил столь желанного сына. Его третья жена Джейн, бесцветная сестра братьев Сеймур, входивших в число влиятельных прихвостней Кромвеля, исполнила величайшее желание Генриха Тюдора.

«Мне следовало бы радоваться», — думал Роберт. Вся страна отзывалась радостью. С рождением принца должно было воцариться спокойствие, чтобы могли укрепиться реформы, которые удалось отстоять кровью и слезами. Шпионы вытащили Тиндейла из укрытия в Антверпене и сожгли, но его перевод Нового Завета был включен в издание английской Библии, одобренное королем. Кроме того, при архиепископе Кранмере вышли канонические тексты, упрощавшие путь к свободе вероисповедания и мышления.

Может быть, Джейн Сеймур и была набожной католичкой, но она подчинялась воле своих братьев, а те были реформаторами. Дело двигалось. Поводов для радости было множество.

Однако голос, которым Роберт пытался убедить в этом себя, был слаб, как и затянутый слугами «Te Deum». Если он и обладал когда-то способностью радоваться за другого человека, то он утратил ее. Да и с чего ему радоваться счастью другого мужчины? Хоть один мужчина дал ему возможность испытать собственное? Хоть кто-то, кроме хрупкого, острого на язык парня из Портсмута, который утверждал, что не может быть другом Роберту и в следующий же миг помог ему обрести величайшее в жизни счастье? «Благодаря ему я смог жениться на своем ангеле. Благодаря ему мной хотя бы мгновение восхищался король, а мечта о владычестве Англии над морями была близка как никогда».

Он дурно отплатил молодому человеку за дружбу, и в наказание за это его собственное счастье тоже рухнуло. Джеральдина не скрывала своего презрения. После той пощечины Роберт сделал все, чтобы она простила его. Обсыпал ее подарками, наделал долгов, чтобы одеть ее, как королеву, но она недвусмысленно дала понять, что осталась с ним только ради того, чтобы не вовлекать в скандал собственную семью. С тех пор она никогда больше не делила с ним постель, избегала, как только могла, прикрываясь своими обязанностями при дворе, в то время как самому ему доступ туда был практически заказан. Если же ей приходилось провести ночь с ним под одной крышей, она удалялась в собственные покои.

Смешным утешением ему оставалась ее верность. При дворе, где все — от кухарки и до герцогини — расставляли ноги, она была выше подозрений. Джеральдина была слишком холодна для греха. Роберт хмыкнул. Что ж, по крайней мере женщина, которую он желал со всей страстью, пренебрегала не только им, а всем мужским полом.

Любовью жены он не пользовался никогда, своего положения и цели всей своей жизни он лишился, а остатки уважения к себе давно растерял. Так как же ему радоваться и славить Господа, если у другого мужчины, Генриха Тюдора, исполнилось даже самое последнее, самое заветное желание? Если бы Господь даровал эту милость ему, возможно, он смог бы отказаться и от всего остального.

«Если бы у меня был ребенок от Джеральдины, моя жизнь была бы не напрасной. Если бы у меня был сын или хотя бы дочь, я был бы не один в этом мире».