Меридиан

— Место нормальное, и название у него нормальное есть. Это коренные жители его не любят, на языке нганасан оно звучит как «Место, куда приходят чужие мертвые» или что-то в этом роде. А мы, русские, зовем его проще — Мертвячьим.

— Это связано со страшными сказками туземцев? — с невинным видом поинтересовался Сергий.

— Страшные, это да… А вот сказки ли — большой вопрос. Нганасаны и эвенки утверждают, что в озере периодически появляются посторонние люди. Не местные. Сечешь?

— Посторонние покойники?

— Именно. Двух недель не прошло, как очередного выудили. И в прошлом году было…

Сергий понял, что настал момент взять быка за рога:

— Подскажи, а тот человек… из озера… все еще здесь? — как-то так получилось, что уже на следующий день после знакомства единственные гуманитарии Поселка стали на «ты».

— Куда ж он денется? — ухмыльнулся Михаил. — Как в ледник отнесли, так никуда и не выходил.

— А можно мне… туда? — спросил Сергий, и вдруг его пронзило сомнение: — А вдруг он самоубийца? Что думаешь?

— Думать тут особо нечего, ведь есть факты. Когда я вскрыл его желудок, оттуда так пахнуло водкой, что пришлось проветривать. Также я обнаружил волокна мяса, предположительно баранины, и плохо пережеванные кусочки лука. На шее покойника был крестик, он его не снял. А помимо креста только лишь пляжные трусы, какие продаются в спортивных магазинах. Как, по-твоему, похож он на самоубийцу?

— Да нет… Выходит, он поехал на шашлыки, собирался купаться…

— Вот-вот. По-моему, не о смерти он думал, а о пьянке-гулянке. Зуб даю!

— Но не здесь же? Не в тундре… Впрочем, всякое может быть… Наверное, мне нужно написать в епархию. Вдруг все-таки…

— А вдруг нет? До начальства отсюда далеко, и мы все решаем сами, — твердо сказал Михаил. — Да и есть ли у тебя вообще основания подозревать грех самоубийства?

— И то верно, — согласился порозовевший Сергий. — Отведи меня к нему, пожалуйста.

***

Через час дверь ледника отворилась, и на свет выбрался ежащийся от холода Сергий. Приличествующее случаю облачение было надето на нем прямо поверх телогрейки и ватных штанов.

Между тем, доктор Затеев безмятежно курил на крыльце медчасти. К его удивлению Сергий не пошел в свою каморку, а беспардонно устроился рядом.

— Все. Божественную Литургию отслужил, можно его увозить.

— Да, пора бы уже, — кивнул Михаил. — А то не по-людски как-то, покойник лежит в одном леднике с продуктами. Как врач, я должен был это сразу пресечь, но куда денешься… — неопределенно пожал плечами доктор.

— А что, — тут же продолжил он, — попы теперь бесплатно, что ль, работают? На материке я как-то не замечал подобной благотворительности.

— У меня не работа, а служение, — обиженно поджал губы Сергий. — И с кого прикажете деньги брать, усопший ведь вроде как ничейный будет.

— Твоя правда, — кивнул Михаил.

— А ты случайно не знаешь, куда его теперь?

— Совершенно случайно знаю — в Туруханск. Завтра вертушка все равно пойдет назад полупустой. Мы и в прошлом году приблудных покойников туда отправляли.

— Ну и славно, — просветлел Сергий. — Братья из Троицкого монастыря о нем позаботятся. А мне бы позаботиться о живых…

— Опять за свое… Туземцев в христианство обращать будешь? Зря ты это, Серёжа…

— Отец Сергий!

— Зря ты, Серёжа, приобщаешь их к нашей вере.

— Почему зря?

— Потому что этим ты обрекаешь их на вечный конфликт между нашим культурным кодом и их физической природой. Перевожу на человеческий язык — водка! Нам-то, знамо дело, без нее никак нельзя, но то, что для славянина терапевтическая доза, для монголоида медленная, но верная смерть. А для некоторых и быстрая.

— Православие никогда не пропагандировало алкоголизм! — щеки Сергия вспыхнули гневным румянцем. — Это поклеп на нашу веру. Гадкий, лживый, подлый поклеп!

— Не кипятись, Серёжа, я слышу, что ты говоришь, — грустно вздохнул Михаил. — Только вот жизнь… Она другое говорит. «Закон 67» для чего, по-твоему, приняли? Чтобы Фёдор без дела не сидел?

— Я тоже был молодым, знаю… — продолжил он после минутного молчания. — До работы жадным был, глупым. Думал, вот буду учиться, работать, столько человеческих жизней спасу. А как поумнел, понял, что, за редчайшим исключением, спасти никого нельзя.

— Тогда зачем ты здесь?

— Так у меня ведь тоже оно… служение.

— Я все хочу спросить, говорят, ты был в армии? Военврач?

— Бывший. Двадцать лет по гарнизонам, а потом и по горячим точкам.

— А сюда как попал?

— Ну, знаешь… — Михаил с интересом рассматривал Сергия, словно впервые увидел в нем простого живого парня, а не носителя духовного сана. — Вышел в отставку. Вроде, соскучился я по мирной жизни, а привыкнуть к ней не могу! Все не так, все не по-моему! Еще бы немного, и запил. Хорошо, знакомый посоветовал завербоваться сюда. Вот так вот… У меня пятилетний контракт. А если получится, хочу насовсем здесь остаться — здесь вроде бы и мирная жизнь, да не совсем. Понимаешь, о чем я?

— «В полях обезврежены мины, но мы не на поле цветов…» — процитировал Высоцкого Сергий. — Думаю, что понимаю. А если по здоровью спишут, или по возрасту?