Меридианы карты и души

Раньше этой дорогой мы ездили только в Арташат, в Хор-Вирап, Зангезур и Джермук. Но вот уже несколько лет как прибавилась в этих краях трасса Ереван — Советашен. Выезжаем из Еревана, заводской дым и гарь въедаются в душу, которой и без того больно, едем мимо пожелтевших, пыльных земель, мимо сел и поселков, и боль все нарастает. Когда же дорога вдруг сворачивает, юркнув в красно-каменное ущелье, здесь, среди скал, наступает мгновение, когда кажется, что колеса останавливаются сами. Из машины выходит водитель. Выходят все, от мала до велика, приехавшие из Еревана, из Москвы, отовсюду, Поворачивают направо и подходят к каменной глыбе. На ней высечено: «Да будет свет, но настала тьма».

Несколько лет назад, 17 июня 1971 года, в этой точке земного шара был эпицентр толчка, который, подобно землетрясению, образовал трещины во всех уголках Армении: здесь, на этом самом месте, в автомобильной катастрофе погибли поэт Паруйр Севак и его жена. И вот теперь каждое семнадцатое июня по этой печальной трассе с утра допоздна приезжают сюда люди.

Вчера, 17 июня, также множество народа приехало навестить Паруйра. Говорю просто — Паруйра, потому что кажется, что он есть, он жив, только давно не видать его, потому что он страшно занят: достает цемент и камень для своего не достроенного еще дома, рыхлит землю в саду и сажает розы, начал новую поэму или, наоборот, забросив все, закатился куда-нибудь с друзьями. Так нам кажется всегда, каждую минуту, потому что мы всегда, каждую минуту, помним его… Есть ушедшие, которые всегда присутствуют среди нас, живут в нас сильнее многих живых. Смерть сделала Паруйра еще неотделимее. К его крупности, к его таланту прибавилась еще боль утраты, трагичность обстоятельств этой утраты. Не дать погаснуть скорби в сердцах — это тоже ведь значит жить.

На могиле Паруйра, где покоится и прах жены поэта Нелли, цветы соткали палас, такой же, что висит над тахтой в его доме. Вокруг могилы отец, мать, родня, все село — старики, женщины, дети. Не плачут, благоговейно внимают песнопению, звону колоколов, что исходит из магнитофона, лежащего на траве, словно из самой земли, и звон этот серебрит все вокруг — деревья, сад, поле, это сжимающее горло безмолвие.

Я на сей раз принесла цветы не только от себя, но и от Шагана Натали. Не забыла последние слова старика при нашем прощании в Бостоне: «Приедешь в Армению, поклонись от меня могиле Паруйра…»

Потом заходим в дом, который строил Паруйр своими руками, да так и не достроил, не успел. Комнату, в которой он работал, трудно назвать кабинетом. Маленький стол, купленный в сельмаге, на нем книги, книги вокруг. У стены широченная тахта, на которой он спал. Ножки у тахты толщиной с бревно, с возрастом они стали трухлявые, пористые, как пемза. Тахта скрипит, будто старинная люлька. Сколько ей, интересно, лет? От деда она осталась? От прадеда? А он, Паруйр, спал на этой тахте и писал о космических кораблях, о счетно-вычислительных машинах, читал Лорку и Сартра, обдумывал письмо в Будапешт, поэтессе Жуже Раб…

Эта тахта, эта скорбящая мать, закрывшая по-деревенски рот платком, похожая на горсть опаленной земли, и эти старики крестьяне — словно иссушенная солнцем сучковатая лоза. Как из всего этого родился Паруйр Севак, самый современный из нас, самый созвучный космическому веку поэт? Каждый раз задаю себе этот вопрос с радостным удивлением и каждый раз сама отвечаю: деревья вырастают из земли, земля — единственное, что может удержать корни…

Дом Паруйра на склоне горы. А внизу стоит дым от деревенских тондиров. Исстари повелся этот обычай: в памятные дни — в день поминовения, на пасху, в день Вартана Мамиконяна — во всех домах пекут хлеб. Вот и сегодня в память о своем сыне не сговариваясь все в селе разожгли тондиры, и над каждым домиком взвился дым. Пекут хлеб — святой, праведный хлеб.

Наверное, так инстинктивно возник и тысяча шестьсот лет уже живет в нашем народе, что свято чтит книгу и письмена, и Праздник переводчика — в честь Месропа Маштоца, в честь тех, кто создал эти книги и письмена.

19 июня, Егвард

В то время как день ото дня ослабевает воздействие армянского печатного и устного слова в Америке, когда закрываются газеты, начавшие свою жизнь еще в конце прошлого века, когда все чаще и чаще на стол к редакторам таких изданий ложатся коротенькие письма: «Просим больше не высылать вашу газету, наш отец скончался»— взамен этого набирает силу другое: все больше и больше появляется армянских газет и журналов на английском. К примеру: «The Armenian observer» в Лос-Анджелесе, «Armenian miror spector» и «Armenian revue» в Бостоне, «The Armenian Reparter» в Нью-Йорке, журнал благотворительного союза «Ararat» и так далее.

С каждым днем возрастают тиражи этих изданий, расширяется сфера их влияния. Причина ясна: большая часть здешних армян читает и говорит на английском.