Меридианы карты и души

Сегодня здесь, возле входа в эту церковь, толпились дети из субботней школы имени Месропа Маштоца — участники традиционного кросса-пробега. Выяснилось, что такие кроссы очень распространены в Канаде. Вот и армянские ребята, как потенциальные приверженцы местных нравов, включились в этот «бег по жизни». Заранее маленькие бегуны заручились обещанием ряда имущих людей, письменным или телефонным, выдать энное количество долларов тем, кто быстрым шагом пройдет или пробежит условленное расстояние. В данном случае доллары эти предназначены для нужд их школы.

Мне было все в новинку, все странно. И сам характер этого филантропического спорта, маленького бизнеса, задуманного пусть и не в личных целях. В этой капельной отраженности таилась неотвратимая опасность не устоять перед большим кроссом жизни, за ленточкой финиша которого — он, тот же всезаглатывающий доллар.

И вот дан сигнал. Ребята заполнили узкую улицу и быстро свернут к центру города. В заранее назначенных пунктах родители поджидают, когда, наконец, появятся в толпе, снующей по тротуарам и мостовым, их отпрыски. Маршрут длинный — через весь город. Бет весть что подстерегает детей на этих грохочущих улицах, в бесконечной сутолоке машин… Вечером все участники кросса должны снова собраться у церкви. Мне сдается, что каждый из родителей, так тревожно ожидающий возвращения детей, мысленно продолжает высеченную над алтарем мольбу: «Боже, храни наших детей. Не дай оторваться им от родных устоев, от первоосновы своей. Дай силу их ногам, чтобы твердо ступали они по зыбкой земле чужбины, чтобы в честном труде вкушали хлеб свой насущный. Боже, не дай им заблудиться в хаосе этих улиц, в тщете и суете мира. Сотвори так, чтобы куда бы днем ни уводили их житейские нужды, как бы ни искушали соблазны, к вечеру снова возвращались они сюда, в свое пристанище. Боже, храни человека…»

В Торонто я пробыла всего неделю и снова возвратилась в Монреаль, канадскую мою обитель. Для меня, выступавшей в Бейруте и Алеппо по пять-шесть раз в день, поездка по Канаде была сравнительно легкой, потому что колония немногочисленная, школ — увы! — маловато и визитеры не так уж одолевали. Самый большой вечер состоялся в Плато-холле, где собралось восемьсот человек. С него, собственно, и началась моя монреальская жизнь, которая продолжалась в Торонто и перекинулась затем в Америку.

Таким образом, когда я через четыре месяца покинула Западное полушарие, мой блокнот зафиксировал более ста вечеров, выступлений по радио и телевидению, обращенных к сшорку, не говоря уже о множестве личных встреч и разговоров. Запомнилось и несколько прямо-таки семейных вечеров — в нашем консульстве в Монреале после приема в честь советской поэтессы, встречи в советском посольстве в Вашингтоне или в клубе Советской миссии в ООН. Помню и «чашку русского чая», на которую меня неизменно приглашали после этих вечеров, уже в более узком кругу. Снова читали стихи, вспоминали родные места, рассказывали о родных, от которых и они, и я сейчас так далеко, говорили об общих радостях и заботах нашего большого дома, по которому так тоскуешь, когда оказываешься вдали от него.

16 марта, Егвард

За последние два десятилетия так много приехало в Канаду армян из Стамбула, что организовано землячество. Первое, что мне бросилось в глаза, когда я вошла в их клуб, — это плакат, очень характерный для той психологии осторожности и боязливости, которая годами впитывалась ими. Плакат сей оповещал о том, что стамбульское землячество ни к какой партии не относится и никаких политических целей не преследует. Но нетрудно было убедиться, что симпатии большинства из этого землячества давно определились. Так, секретарь его Жирайр Айватян рассказывал:

— Был я солдатом в турецкой армии, служил на границе возле Ленинакана… Вечером зажигались огни в Армении, и я, как зачарованный, стоя на другом берегу на посту, не мог оторвать глаз от этих огней. Сколько раз подумывал бросить все к черту и перебраться через реку… Но в Стамбуле у меня оставались мать, невеста. Словом… Однажды белая лошадь с вашей стороны перебежала к нам. Поймали ее, повели сдавать обратно. Мы стояли посреди моста. Мы и они, ваши. Среди них парень, явно армянин. Одному богу известно, что я пережил в эти минуты, боялся, что вот-вот сорвусь с места и брошусь к нему.

В Торонто мне представился случай встретиться с другим переселенцем из Стамбула, зубным врачом Норайром Джейланли. Разболелась десна, и пришлось прибегнуть к врачебной помощи.

— Завтра с утра пойдем к моему дантисту, он из самых известных и самых дорогих, — предложила свои услуги одна здешняя дама.

На следующее утро в назначенный час мы явились к врачу.

— Какой счастливый случай! — пожал мне руку полный, круглолицый доктор в белом хрустящем халате. — Пожалуйте…

Я вошла в его кабинет, где все — стены, пол, потолок, окна и инструменты — так сверкало, будто вся комната тоже накинула белый хрустящий халат.