Акоп работает в местном обществе по страхованию и заодно возит туристские группы в Армению.
— Конечно, это мне выгодно. Без выгоды вообще ничего с места не сдвинется. Но этой работой я приношу и пользу. Чем больше армян посетит родину, тем лучше будет. Ряд дефектов вам надо обязательно исправить. Обязательно…
— Ах, этот лифт, этот лифт в «Ани»! — вступает в разговор Мадлен. — Наверное, он сейчас уже в порядке, но когда мы были, никогда не работал.
— Пришли в Дом художников, на выставку чешского стекла, — продолжает Акоп, — из объяснений, написанных под экспонатами, ничего не поняли… Зашел к директору, говорю: «Почему нет рядом по-армянски?» Отвечает: «Из Праги так получили». — «Ну, из Праги так прибыло, а здесь перевели бы по-армянски, трудно, что ли?»
Акоп предлагает мне поехать с ним в так называемый армянский квартал.
Уже не раз, проезжая по Монреалю, я видела вывеску над маленьким магазинчиком в полуподвале: на зеленой жести рядом с «Armenian» неумелой рукой было выведено по-армянски: «Хай». И вот сейчас наша машина остановилась у этой вывески. Разглядываем ее долго и входим в магазин. Полно всяких фруктов, овощей, круп, пряностей. Но нет того порядка, какой обычно здесь бывает. Хозяин — хилый, флегматичный человек. У входной двери, под вывеской, он сфотографировался с нами, а потом так же безучастно попрощался, ни о чем не спросив.
На противоположной стороне тротуара другая вывеска, с надписью «Тамарина». Зашли.
— Здесь на продуктах даже надписи по-армянски, — попытался обрадовать меня Акоп, — поглядите…
Взглянула — в мясном отделе на висящем почти под потолком большом куске картона крупными буквами по-армянски выведено: «Покупайте вкусную ветчину «Тамарины»…
Акоп представил мне сидящего за конторкой безулыбчивого господина Албера, лет пять-шесть тому назад он переехал сюда из Каира.
— Мы, возможно, виделись там, — сказала я, чтобы что-нибудь выдавить из себя.
— Я в армянские клубы не ходил, — холодно отрезал он, — больше бывал в иностранных кругах.
— Каким же образом вы так обармянились? — показала я на картонку со вкусной ветчиной «Тамарины».
— Да приехали сюда и обармянились, — в сердцах ответил хозяин и повернулся к Акопу: — Проводите лучше мадам туда, где ей наверняка будут рады…
Рядом с «Тамариной» еще одна вывеска. Под английскими снова знакомые буквы: «Армянская мастерская». Это была химчистка.
Мимо нас по улице проходят две молодые девушки.
— Они армянки, — сказал Акоп и остановил их.
Девушки были его знакомые, они обрадовались и стали щебетать С ним по-английски. Акоп познакомил нас, предложил вместе сняться. Они охотно откликнулись на это, а затем, бросив небрежное «гуд бай», удалились…
Итак, «армянский квартал» в Монреале. Широкие, многолюдные улицы, невысокие, благоустроенные, но какие-то немые, неприветливые дома, девушки-армянки, рыжеволосые, чужеватые, с чужеватым английским, с чужеватой улыбкой. Магазины с их хмурыми хозяевами и армянскими вывесками. Да, армянскими, но всего лишь для рекламы, для привлечения армян-покупателей…
Бедные наши месроповские буковки! Начавшие шестнадцать веков назад свой путь с призыва «познать мудрость и опыт», столько перенесшие, гонимые, на этих сытых, ублаготворенных берегах зажатые «Freshfruit’-ами», «Delicatassen’aми», ставшие «вкусной ветчиной «Тамарины», наши выхолощенные, ощипанные буковки…
Я еще несколько раз встречалась с Карлозянами. Акоп принес множество фотографий, сделанных им в тот день в «армянском квартале», познакомил меня со своим братом, который жил в Торонто, но в этот день приехал в Монреаль.
— Жили бы хоть в одном городе, — шутя упрекнула я.
— Тикин Сильва, мы не хозяева себе. Как дела велят. Должны за делами следовать, — ответил Акоп. — Но скоро, если бог поможет, соединимся.
— В Монреале или Торонто?
— В Америке, — бодро уточнил Акоп, — мать живет в Нью-Джерси, добивается и для нас разрешения.
Как не похож этот ухватистый, разворотливый Акоп на тех Акопов, которые встречались мне в Бейруте, Алеппо, Каире и о которых я писала в моих «Караванах». В нем нашли какое-то свое отражение самые разные социальные сдвиги и нюансы, возникшие за это время и внутри самого спюрка, и в отношении к Армении.
Нет, за десять лет изменилась не только маленькая девочка из бейрутской школы Месропян…
4 апреля, Егвард
Редко в моей егвардской комнате дает о себе знать дверной звонок. Однако сегодня он зазвенел, причем звенел долго, требовательно. Открыла. Пришли подключить плиту к магистральному газу.
— Чья это квартира? — спросили и, когда ответила, удивились: — Как это случилось, что вы здесь?
А случилось так. Лет пять назад в егвардском Доме культуры был мой вечер. Под конец председатель ни с того ни с сего оповестил, что «население Егварда избирает товарища Капутикян почетным гражданином села Егвард».
— Ну что ж, если так, то гражданину полагается и жилплощадь, — пошутила я.