Меридианы штурмана Барка

   Один за другим проходили дни и недели. Корабль утюжил свой квадрат вдоль и поперек, денно и нощно. Вокруг ни души. Как в той песне «только небо и море вокруг». Скучно и однообразно.

   Ночью командиру принесли шифровку, только-что принятую радистами. Предписывалось спуститься к югу от Цусимского пролива, где в районе острова Чечжудо, по донесению нашего рыбака, замечен отряд кораблей. Определить состав, сфотографировать, наблюдать за действиями. Это уже было конкретное дело. Дали самый полный ход – 28 узлов и понеслись на Юг. Для сухопутного автолюбителя 28 узлов ( это 52 км/час) вроде не так уж быстро, но кто ходил в море знает, что это значит. Снова заштормило и весьма сильно. По трансляции дали команду: - По верхней палубе не ходить. Это, чтобы никого не смыло или сдуло за борт. Содрогаясь всем корпусом от

работы турбин на максимальных оборотах, корабль врезался форштевнем в волну, подымая тучу брызг, которые накрывали даже мостик. По палубам текут реки воды. Нос корабля всплывает на гребень волны и через несколько секунд буквально падает вниз с высоты в восемь метров. Дальше следует удар о воду, все содрогается, падает и разбивается все, что плохо лежит…. Готовить пищу на камбузе стало проблематично, решили выдать сухой паек. Правда и едоков поубавилось, на обед явилось меньше половины личного состава. Когда вошли в пролив, прижались к левому берегу, качать стало немного меньше.

   В штурманскую рубку вошел командир, положил на карту линейку и провел линию от корейского порта Мокпхо до японского Нагасаки. – Когда пересечем эту линию, запишешь в навигационный журнал координаты и фразу: «пересекли линию Мокпхо – Нагасаки»

   - А это еще зачем?

   - Затем, что теперь, до возвращения в базу, будем получать вместо 30 процентов морских, 50 процентов океанских.

   - Вот не знал. Оно конечно пустячок, но приятно.

   У острова Чечжудо никого не обнаружили и легли на обратный курс. Ход сбавили до среднего. За бортом стало еще теплее. Температура воздуха поднялась до 24 градусов, качка уменьшилась до терпимых размеров. На другой день выглянуло солнце. На мостике натянули широкий брезент. На этот импровизированный гамак улеглись валетом оба командира принимать солнечные ванны.

   Пусть не подумает читатель, что поход проходил как эдакое круизное, приятное плавание и только шторма нарушали его безмятежность. Вовсе нет. Ежесуточно проигрывались учебные боевые тревоги, в том числе и ночные. Тушили «пожары», искали подводные лодки, обнаружив на радаре крупные цели, неслись на опознание…

   Истекал второй месяц этой боевой службы, которая заканчивалась для корабля и его экипажа, как все в нашей жизни имеет начало и конец. Возвращаться из лета в зиму было неприятно, и только понимание того, что идем домой, согревало душу.

   Когда пересекли сороковую параллель, корабль настиг шторм в 9 баллов. Температура воздуха понизилась до минусовых значений, заканчивалось топливо.  Подошел танкер «Дунай». Дважды пытались подать шланги для дозаправки и оба раза шланги рвались. Теперь танкер шел рядом в ожидании улучшения погоды. Для экономии топлива остановили один котел и сбавили ход до самого малого. Так шли два дня. Котельные

машинисты собирали топливо ведрами и таскали в расходный ящик, так как насос его уже не забирал. Ввиду малого хода, корабль нещадно мотало. Командир сказал, что за 8 лет

службы ничего подобного не испытывал. Половина экипажа укачалась до такой степени, что ни нести вахту, ни выполнять какую либо работу не могли. К утру, температура воздуха упала до 20 градусов, началось обмерзание. Набегающие волны накрывали корму, и она была чистой, а вот носовая часть начала интенсивно обрастать коркой льда. Скоро нос корабля превратился в сплошную глыбу льда, который вскоре покрыл и обе орудийные башни и продолжал нарастать. Корабль получил солидный дифферент на нос. Набегающие волны подбрасывали корму вверх, оголяя винты, которые, освободившись из воды, набирали бешеные обороты и издавали совершенно нетерпимый человеческим ухом визг. Словно водили ножом по стеклу, усилив этот звук в десятки раз.

   Лед пытались скалывать, но оставалось слишком мало людей способных выполнять какую либо работу. К тому же лед нарастал быстрее, чем его скалывали. Невольно Сергею вспомнилась одна из лекций в училище об опасности обледенений. И примеры, как в Баренцевом море от обледенения перевернулся и погиб эсминец, а в Охотском три рыболовецких траулера.

   Вскоре закончилось последнее топливо. Без хода корабль развернуло бортом к волне. Теперь его ложило на левый борт, с креном до 50 градусов. С каждым разом он клонился влево все больше и больше.  Причем кренился он быстро, а выпрямлялся очень медленно. Последний раз, казалось, корабль совсем лег на борт и минуту оставался в таком положении, словно раздумывая вставать или нет. Эта  минута всем показалась вечностью. Медленно, словно нехотя, корабль все же выпрямился. Командир включил общекорабельную трансляцию и произнес слова, запомнившиеся Сергею на всю жизнь:

   - Экипажу переодеться в форму три первого срока. Думаю, это конец. Прощайте.