Кей опять перешел на рысь, и я не стала мешать ему. Мыслями я была далеко-далеко отсюда. Я вспомнила одно лето, когда мы были грязными, оборванными детьми и лазали через высокую стену в сад за яблоками. Я была совершенно не способна даже посмотреть на эту стену, не то что перелезть через нее, и протискивалась в сад через пролом в ней, разрывая и без того разорванное платье. А Данди смеялась над моим испуганным лицом. «Мне больше нравится наверху», — говорила она.
Я жалела, что не внушила ей такой же страх высоты, который был у меня. Мне нужно было настоять, чтобы она всегда оставалась на земле. Или нужно было отговорить Роберта от мысли об этом выступлении. Ведь подала же мне знак амбарная сова. И я вдруг вспомнила, что единственный несчастливый цвет на арене — это зеленый.
Кей резко повернул вправо, так что я чуть не упала. Ухватившись за его шею, я оглянулась. По каким-то ему одному ведомым причинам он свернул с поля на тропинку шириной с телегу. Я хотела было повернуть его назад, но он заупрямился, а я слишком устала, чтобы применять силу. Кроме того, это значило так мало.
Неожиданно впереди в темноте послышалось журчание ручейка, и я подумала, что Кей, видимо, захотел пить, поэтому и свернул сюда. И позволила ему спуститься к реке, ибо знала, что лошадь всегда должна быть накормлена и напоена. Неважно, ели ли вы сами. Даже если вы забыли, что такое еда.
Пока мы спускались к реке, мелодия в моей голове стала еще чище и яснее. Как будто бы неведомый голос шел именно оттуда. На берегу росли высокие белые цветы, и они словно светились в лунном свете. Кей вошел в середину реки и, склонив свою высокую гордую шею, стал пить. Сидя неподвижно в седле, я чувствовала на своих щеках прикосновение легкого ночного ветерка, будто ласковую руку. Где-то тихо прокричала сова, а потом запел ночной дрозд, выводивший трели так ясно, как журчала ночная река. Или мелодия у меня в ушах.
На берегу виднелись цветки первоцвета и сладко благоухали первые фиалки. У тропинки сгрудились небольшие березки, и их сережки матово поблескивали на фоне серебристого неба. Вокруг было так тихо, что я услышала шум капель, падающих с морды Кея. Тихо стояла вода в заводях, в которых, подумала я, должно быть, водится форель или даже лосось. Кей опять поднял голову и стал неловко выбираться на берег. Мне показалось, что он собирается выйти на главную дорогу, но он свернул на едва видную в темноте узкую тропинку так доверчиво, будто возвращался домой.
Я не стала поворачивать его, хотя ясно было, что это частное владение. Мне не было до этого дела. Мы проехали мимо сторожки, затем мимо чугунных ворот. В окнах домика было темно, и мы бесшумно миновали его, тихо, как привидения. Я почти спала от усталости, и мне снился один из моих снов про Вайд. Как будто мои сны вели меня именно сюда, вели долго, пока я не лишилась всего: любви, прошлого, будущего.
Шаги Кея замедлились, и вот перед нами вырос темный фасад здания, ясно вырисовывающийся на фоне серебристого неба.
Это был небольшой квадратный дом, окруженный разросшимися деревьями. Ни одно окно не светилось, а ставни были заперты, будто тут давно никто не жил. Я смотрела на него с любопытством, мне казалось, что для меня откроется здесь дверь, что меня давно ждут.
Я подумала, что Кей, должно быть, ищет конюшню, так ровно и уверенно он шел вперед. Так ровно и уверенно, будто мы с ним когда-то здесь жили. Его уши вздрогнули и наклонились, когда мы вступили в тень огромного каштана, и я почувствовала запах цветов, белых и огромных, как свечи.
После всех этих лет снов и надежд, ожиданий и страха мне показалось, что наконец я дома. В Вайде.
Дорога была та же, на которой человек, которого я называла папой, посадил маленькую девочку на свою лошадь и научил ее скакать верхом. Те же деревья, и воздух пах точно так же, даже глина под копытами Кея была такого же цвета, как в моих снах. Я знала это, не понимая откуда.
Я знала, что появится сейчас налево, за углом дома. Шаги Кея удлинились, и он свернул за угол. Я увидела розовый сад, я уже видела его, высокие кусты роз, тропку, ведущую к летней ажурной беседке, за которой виднелся выгон, густо заросший травой, а за ним вставал темный, молчаливый лес, стена деревьев, которая прежде была парком.
Справа виднелась терраса. Ограниченная низким парапетом, она бежала вокруг всего фасада и прерывалась только раз, образовав несколько пологих ступеней, ведущих к парадной двери. Кей направился туда, где, как мы с ним знали, были конюшни. Но я остановила его и стала смотреть на дом.
Он был очарователен, одну его сторону украшала маленькая круглая башенка, смотревшая в сад. Посредине фасада была массивная дверь, сделанная из какого-то светлого дерева, с большой круглой бронзовой ручкой. Она будто приглашала войти в этот казавшийся знакомым дом, к которому я стремилась всю мою жизнь.
Ни в одном окне не было света, словно дом покинули люди, но я соскользнула с Кея и направилась к двери.