Меридон, или Сны о другой жизни

Он слегка помедлил, на случай, если я захочу что-нибудь рассказать, но поскольку я промолчала, он послал лошадь легким галопом, и мы поскакали прямо через небольшой заболоченный ручей, а потом по тропинке через лес высоких красавцев буков и редких сосен. За ними виднелась река, и я пропустила Уилла вперед показывать дорогу. Он свернул налево и поскакал вдоль берега. Вода в реке была темной от торфа, но в неглубоких заводях ослепительно блестела серебром. Затем мы пересекли широкую проселочную дорогу, и через некоторое время Уилл остановил свою лошадь и сказал: «Здесь».

Впереди нас долину обрамлял как бы занавес холмов, покрытых папоротниками, слева холмы спускались к реке, берега которой покрывал прошлогодний оловянного цвета вереск, а прямо у наших ног уходили вдаль стройные ряды яблонь, мягко шелестящих на ветру листочками.

— Их сажала ваша мама, — будто с удивлением сказал Уилл. — Еще до того, как вы родились. И мой кузен Тед был с ней тогда. Он рассказывал потом, что они провели здесь весь день и к вечеру так устали, что едва доплелись до дому.

Я кивнула. В эту минуту грусть и гнев оставили меня, и я, не отрывая глаз, смотрела на огромный прекрасный сад крепких приземистых деревьев.

— Тед рассказывал, что они понятия не имели, как сажать фруктовые деревья. — Голос Уилла звучал тепло. — Ваша матушка хотела восстановить поместье после пожара и разорения, это был ее первый шаг на этом пути. Она сама разметила ряды и подсчитала деревья.

Внимательно рассматривая сад, я догадалась, что они начали сажать деревья слева направо. Я видела это по тому, что первые ряды были несколько кривоваты, будто мама с Тедом только учились сажать деревья прямо. Я с теплотой думала об этой молодой женщине, которая была тогда чуть старше, чем я сейчас.

— Тед рассказывал, что она сама измерила все раз двадцать, — продолжал Уилл. — И когда они наконец все посадили и стали собираться домой, оказалось, что одно деревце осталось в телеге незамеченным. Они смеялись чуть ли не до слез, и она сказала, что посадит его в деревне, чтобы все дети могли есть яблоки. Она так и сделала, — помолчав, добавил он. — Сейчас оно уже старое, но яблоки на нем замечательные.

Я почувствовала прилив нежности к маме, которую я даже не знала. Но мне были так понятны ее чувства в этот день. И ее желание сделать нашу землю живой и плодородной было близко моему сердцу.

— Благодарю вас, — сердечно произнесла я.

И я действительно была благодарна Уиллу, что он нашел время приехать со мной сюда, чтобы показать этот сад, и рассказал мне эту историю. О молодой девушке, выполняющей обязанности сквайра. О том, как она любила землю и ухаживала за ней.

Уилл махнул рукой: дескать, пустяки, — и мы отправились в обратный путь.

— Она хотела, чтобы род Лейси прекратился, — мягко заговорил он. — Однажды она так и сказала. Когда ее муж, сквайр Ричард, стал нанимать поденщиков и платить им сущие гроши, она заявила, что не хочет, чтобы на этой земле правили сквайры.

Я сжалась при этих словах, как от удара, и все обиды вновь вернулись ко мне.

— И тогда она пошла к реке, чтобы утопить меня, — горько сказала я. — Но ей не хватило храбрости, и она отдала меня цыганам. И я страдала все эти годы среди чужих людей. А теперь я понятия не имею, что такое земля, да и людям здесь я не нужна.

В наступившем молчании слышался только тихий шепот реки и шелест деревьев.

— Мы все должны измениться, — снова заговорил Уилл. — Нам нужно привыкнуть к мысли, что в Холле живет хозяин. А вам нужно учиться жить как знатная леди. Это будет наилучший выход. Вы здесь, и линия сквайров не прекратилась, но вы — сквайр, который знает, каково быть бедным. Вы видели обе стороны жизни. Вас не воспитывали как богатую владелицу поместья, вас не учили отворачиваться от нищих. Ваше сердце не очерствело, как это случается с богатыми.

Он говорил, стараясь не отрывать глаз от тропинки, чтобы не смотреть на мою одежду с чужого плеча, которая была к тому же дешевле, чем его собственная. Или на мой ботинок, на носке которого была дырка.

— Вам известна жизнь бедняков, — продолжал он. — И вы не станете причинять им горе, даже если захотите.

Я думала как раз об этом. Я знала, что это не так. Ничто в моей жизни не научило меня доброте и милосердию. Никто не учил меня думать о других. Я могла поделиться чем-то только с одним человеком. Для меня существовала только Данди. Уилл ошибался, думая, что жестокость и черствость мира могли сделать меня мягкой и добросердечной.

Дальше мы опять ехали молча. Скоро послышалось методичное «хлоп-хлоп» мельничного колеса по воде и его поскрипывание. Мы свернули за поворот и увидели небольшое аккуратное здание все из того же желтого камня.

— Это наша новая мельница, — с удовлетворением проговорил Уилл. — Мельник Грин мелет зерно для нашей корпорации бесплатно, но со всех других он берет за это деньги.

— Кому она принадлежит? — отрывисто спросила я.

— Вам, наверное, — удивленно ответил Уилл. — Она была построена Лейси, и семья Грин арендует ее. Но они не платят ренты с тех пор, как образовалась корпорация.