Мерикратор

– И очки не носит, – добавил Черноклюв. – Если в очках, какой он президент? Простой народ не любит очкариков. Вдруг президент в очках из умных?

Лифт постоял наверху, поскрипел, затем двинулся вниз. На нашем этаже остановился, дверцы с неохотой пошли в стороны. В кабинке двое толстяков, по голодным глазам видно, что на диете, такое выражение, что сразу хочется дать булочку.

– Не влезем, – буркнул Черноклюв, и толстяк с облегчением ткнул пальцем в кнопку нижнего этажа.

Оба малость поржали, я тоже кисло улыбался, ясно же, что нас пишут, а потом будут разбирать в кабинетах, что мы сказали и какое у каждого при этом выражение.

– Наши шансы, – сказал я громко, – даже с неожиданной помощью пандемии слабоваты. Хотя в Госдуму пройдем однозначно, проходной балл уже набрали. Но это наш максимум.

Черноклюв и Бабурнин смотрят с удивлением, чего это вдруг я вылил им на головы цистерну холодной воды, обычно сам залетаю выше облаков, их тоже поощрял мыслить шире и не страшиться барьеров, сегодня они есть, а завтра уже миниюбки и секс без обязательств, так что призадумались, старый ворон зря не каркнет.

Оба ощутили, что сегодня прощаемся что-то совсем уж, словно расходимся в опасные заполярные экспедиции вроде папанинцев или челюскинцев.

Когда лифт с ними ушел, я вернулся в квартиру, в груди словно тяжёлый холодный камень из зоны вечной мерзлоты, что всё тает и никак не растает.

В отличие от Бабурнина и Черноклюва я понимаю, что если снаппер не оборвется так же резко, как и начался, то у нашей партии есть все шансы обойти даже «Волю простого народа», а это значит, мне нужно будет баллотироваться на пост президента.

А готов ли я? Ну, по уровню интеллекта да, готов и могу, но у меня слишком завышенные требования к человечеству, о чем не говорю даже близким соратникам.

В общении та же пирамида: о шашлычках и бабах можно говорить абсолютно со всеми: умными, дураками, профессорами, дворниками, солдатами и генералами, но если от кухонных и сексуальных потребностей переходить к духовным, то собеседников становится меньше и меньше.

Я же вообще экстремист, с детства у меня героями были аскеты, что боролись с самыми мощными соблазнами. Вот знаменитый Даниил Столпник, двенадцати лет оставив отчий дом, пришёл в монашескую обитель, где был принят послушником. Однажды игумен по делам отправился в Антиохию, взяв с собой и Даниила. По дороге проходили мимо места, где на высоком столпе подвизался преподобный Симеон Столпник. Даниил, увидев столпника, в молитве претерпевавшего лишения и непогоду, возгорелся желанием подвизаться таким же образом. По благословению святого Симеона Даниил удалился в окрестности Константинополя, во Фракии, поселившись на месте заброшенного языческого капища, где ему пришлось претерпеть многие бесовские искушения.

Воздвигнув высокий столп, Даниил много лет провёл на нём в духовном подвиге. Житие сообщает, что Даниил был удостоен от Бога дара чудотворения и исцеления. Место его отшельничества стало притягивать паломников и страждущих, обращавшихся к нему за помощью. Ближе к концу своей жизни Даниил был рукоположён во пресвитеры (хиротонию совершил Константинопольский патриарх, а сам Даниил даже не сошёл со столба).

Скончался Даниил 11 декабря в 489 или 490 году, проведя на столбе более 30 лет.

Второй из моих кумиров детства, Алипий Столпник, на месте языческого храма основал церковь, а рядом с ним под открытым небом соорудил из старинной колонны столп, на котором 53 года постоянно молился Богу, а также поучал и наставлял многих, приходящих к нему. Постепенно около столпа возникли два монастыря: мужской и женский, в которых он ввел строгие монашеские уставы и управлял ими до своей смерти. Скончался в возрасте более 100 лет.

Или наш Серафим Саровский, на протяжении ряда лет жил в лесу и питался только снытью, это такая трава, ею заменяют капусту в борщах, маринуют и всё такое, а также лечат ею подагру, а ещё он ровно тысячу суток пробыл в столпничестве на каменном валуне, общаясь с Богом.

В те ранние годы я взахлеб читал и перечитывал «Искушения святого Антония», величайшая книга Флобера, которую он писал всю жизнь, рекомендую.

Их были сотни, если не тысячи столпников, последним из великих был Никита Столпник Переяславский, хотя не на столбе стоял, а вырыл глубокий колодец и находился на дне, чтобы видеть только небо. А ещё прорыл подземный ход в ближайший монастырь, куда ночью ходил тайком молиться.

Столпники и аскеты были окружены великим почтением, люди падали перед ними на колени, осознавая, что у них самих нет такой великой силы духа, и что нужно хотя бы в малости им соответствовать, чтобы считать себя достойными людьми.

Вообще аскетизм и подвижничество были популярны в мире и в России вплоть до революции, когда пришло новое понятие подвига, уже не духовного, а более приземленного и понятного народу. И для понятности простого и очень простого народа в «Двенадцати стульях» высмеивается аскет, что ушел от мирской суеты и соблазнов и пролежал сколько-то лет в гробу, а там его замучили клопы, и он вернулся в мир.