Мэрилин Монро. Тайная жизнь самой известной женщины в мире

По возвращении в США после съемок «Принца и хористки» Мэрилин Монро и Артур Миллер сняли просторную квартиру на тринадцатом этаже в доме на Пятьдесят седьмой улице в Нью-Йорке. Они недавно купили большой сельский дом в Роксбури, штат Коннектикут, но его еще ремонтировали, так что они жили в городе и провели следующие несколько месяцев, пытаясь восстановить брак. В первую половину 1957 года в свободные минуты Мэрилин занималась домашним хозяйством, готовя пищу для мужа — каждое утро она готовила завтрак, затем ходила за продуктами. То, что она делала, отражало чувство, которое она выразила в то время в интервью: «Как будто у меня в этом мире есть реальная цель. Я не возражаю против этого. В последнее время мне кажется, что мне очень нравится эта простая жизнь». («Чудо», — подумал бы Джо ДиМаджио, читая эти откровения своей бывшей жены.) Нередко Миллеры уезжали в летний дом, который они арендовали на Лонг-Айленде, где Мэрилин каталась верхом или рисовала акварелью. Год 1957 оказался очень приятным и, возможно, наиболее спокойным годом в ее жизни. Однако она не забывала и о карьере. Она все еще училась у вездесущего Страсберга. У нее появился новый психиатр, Мэрианн Крис, рекомендованный ей Анной Фрейд, дочерью Зигмунда и основательницей детского психоанализа.

Мэрилин общалась с доктором Крис целых пять дней в неделю — в то время большинство людей считали, что для нее это слишком много. «Каждый день она сидела у нее в офисе и оплакивала свое детство или брак, — рассказывал человек, который в тот период был близко знаком с Мэрилин. — Позже в течение нескольких часов она была очень расстроенной и взволнованной. Затем, чуть восстановив душевное равновесие, она возвращалась на эту проклятую кушетку. Некоторые считали, что она пыталась лучше разобраться в себе, взять прошлое под свой контроль. Не знаю. По-моему, это была своеобразная форма мазохизма. Она просто не впускала в свою жизнь покой и тишину. Если бы в ее переживаниях возникло затишье, она создала бы что-то еще, о чем могла бы переживать. По большей части ее творческие возможности в то время были следствием сессий с Мэрианн Крис. Это, наряду с постоянным ворчанием Страсберга, его требованиями черпать эмоции для актерства в собственном детстве... Неудивительно, что ее состояние было эмоционально неустойчивым. Как выразилась Бернис, «ее совершенно нельзя было оставлять одну».

Почему? Потому что Мэрилин Монро больше всего хотела раз и навсегда примириться со своим печальным детством. Она знала, что у нее были серьезные эмоциональные проблемы, уходящие корнями в годы юности и возникшие из-за того, что она была нежеланна и нелюбима, — и она чувствовала необходимость исследовать уголки своего сознания и увидеть, что она может понять из этого или, по крайней мере, найти наилучший способ противостоять своим демонам. Постоянный поток писем от Глэдис — приходило по меньшей мере одно письмо в неделю, — явно не способствовал решению проблем. Казалось, будто Мэрилин всегда стояла одной ногой на твердой почве отдаленного прошлого, а другой — на сомнительном настоящем. Проблема состояла в том, что никогда не возникало новых открытий. Никогда не было ощущения конца. Скорее всего, раз за разом задавались одни и те же вопросы и на них давались те же самые ответы, так что прогресса не было. Возможно, ее состояние объяснялось — и так считали очень многие — избытком психотерапии. Возможно, ей следовало жить настоящим, а не постоянно анализировать прошлое.