Мерлин. Моргана. Артур

Все они ответили утвердительно. Мордред отослал их. Удрученные пэры Круглого Стола хранили молчание, глядя на него с почтением и одновременно с ужасом, не зная, как ко всему этому относиться и что думать. Ибо, хоть и считали они преступление короля, повлекшее за собой такие роковые последствия, непростительным, им казалось столь же невозможным низложить того, кто всегда стоял для них выше всех прочих людей, кого они боялись и обожали. А некоторые из них уже прозревали конец Стола, чье существование лишилось смысла с падением его творца.

— Я открыл вам эту тайну, — сказал Мордред, — чтобы доказать свои добрые намерения, а не для того, чтобы утвердить законность моих прав. Ибо повторяю вам, превыше всего для меня интересы Стола, и, если бы самый незнатный из всех подданных Логриса оказался более пригодным для служения ему, я избрал бы его без всяких колебаний, ибо отрицаю любые личные притязания и любовь к власти ради самой власти. Неужели вы верите, что интриган мог бы предложить собственную голову в обмен на подчинение Ланселота? Напротив, притязания мои в отношении Стола, Логриса и империи безмерны. Суть закона состоит в его универсальности, в противном случае он лишен смысла. Предлагаю вам собрать самую большую армию, какую только возможно, и продолжить завоевания, начиная с Арморики и кончая франкской Галлией. Народы, изнывающие под гнетом варварства, несправедливости и произвола, ждут наш закон. Когда же за тебя стоят народы, а против — одни лишь наемники без веры и без мощи, ты можешь быть уверен в победе. Отовсюду в армию Стола хлынут добровольцы, так что достигнет она небывалой еще силы и станет непобедимой не из-за численности своей, а по убеждению, ибо каждый воин, который по собственному выбору бьется ради всех, будет биться и ради самого себя. Мы захватим весь западный мир и даже более: мы объединим империи Рима и Константинополя под эгидой Логриса, скрепив это колоссальное сооружение нетленным раствором — законом Мерлина. Лишь тогда, но не раньше сможем мы передохнуть и на время приостановить завоевание. Таковы мои притязания в отношении Стола, о котором забыл мой и его отец — Артур. Готовы ли вы следовать за мной?

Послышался рокот голосов, переросший в гул и завершившийся единодушным кликом. Почти всех речь Мордреда привела в восторг, и почти все приветствовали его, ибо каждый видел здесь свою выгоду. Многие предвкушали, как возрастут их власть и богатства, полагая, что фанатик Мордред, которым будет легко управлять, сумеет лучше удовлетворить их алчность, прикрытую личиной рвения, нежели мудрец Артур, который угадывал любые тайные помыслы и всегда их пресекал. Других прельщали сами войны и завоевания. Некоторые разделяли веру Мордреда, давно уже восхищаясь преданностью его и неподкупностью. Только Тристан вместе с пятью оркнейскими должностными лицами и командирами оставался против Мордреда и с тревогой следил за тем, как резко меняется настрой собрания.

— Первой моей заботой, — сказал Мордред, — будет исправить ошибку Артура, передав на суд Круглого Стола женщину, которая наиболее виновна в том, что мы оказались в такой опасности, — королеву Гвиневеру.

Он послал за ней в замок Кардуэл и велел доставить ее в Камелот, где она предстала перед собранием пэров Стола. Не отрицая ни одного из выдвинутых против нее обвинений, она, напротив, говорила о поступках своих с гордостью, чем доказала правоту Мордреда, который и в данном случае не погрешил против истины, назвав подлинную причину гражданской войны.

— Ты приговорила сама себя дерзким нежеланием раскаяться, — сказал он ей, — которое запрещает нам проявить к тебе хоть какое-то снисхождение. Я требую для тебя смертной казни.

Собрание пребывало в нерешительности. Многие колебались, страшась совершить непоправимое и зная, что Артур никогда не простит им убийства королевы, которое свяжет их с Мордредом нерасторжимыми узами. А тот именно этого и желал, ибо в глубине души испытывал к ним презрение и ни на грош не доверял им, как всегда бывает при столкновении истовой веры и бескорыстной преданности с осмотрительным сомнением и осторожной расчетливостью. Вот почему, требуя от них вынести смертный приговор, он не только стремился утолить ненависть ко всему, что в его глазах причиняло ущерб Столу, но и подчинялся политической необходимости, повелевавшей ему увлечь их на тот путь, откуда нет возврата. Искренние сторонники Мордреда решились на это первыми, затем к ним присоединились те, кто поддерживал его из алчности или честолюбия, потом все прочие — исключение, как и прежде, составили шестеро оркнейских командиров и должностных лиц.

— Артур уже подверг меня суду, — сказала Гвиневера. — Я не признаю за вами права судить после него.

— Артур более не король, — ответил Мордред. — Он низложен во многом по твоей вине. Тебя это, должно быть, радует, ибо месть твоя полностью свершилась.

— Его место займешь ты?

— Да. Таково решение Стола.

Гвиневера презрительно рассмеялась.