Мерседес из Кастилии

Блестящий успех путешествия Колумба привлек к искусству мореплавания всеобщее внимание. Теперь оно было в почете! Уже никто не считал его занятием, недостойным дворянина, и тем паче низким ремеслом. Та самая склонность, за которую дона Луиса раньше порицали, теперь все чаще ставилась ему в заслугу. Хотя его истинные отношения с Колумбом оставались скрытыми от глаз невнимательных современников — точно так же, как они ускользнули от поверхностных историков, — уже тогда его любовь к морю оценили по заслугам, ибо большинство знатных людей с подобными же возможностями в те времена довольствовались только приключениями на суше.

Океан, если можно так выразиться, вошел в моду. Те, кто видел его необъятные просторы лишь с берегов матери-земли, теперь взирали на бывалых мореходов, как взирают на прославленных рыцарей юнцы, еще не носившие шпор. Многие дворяне, чьи владения располагались на берегах Средиземного моря или Атлантики, обзаводились небольшими каботажными судами — яхтами XV века — и совершали на них плавания вдоль славных берегов Старого Света, стараясь получить от этого похвального времяпрепровождения как можно больше удовольствия. Нельзя сказать, чтобы всем это удавалось, потому что баркас или фелюга были слишком тесны для широких замашек обитателей замков или королевских дворцов. Но дерзания были в духе времени, и уже никто не решался порицать даже самых отчаянных смельчаков, ибо их поддерживало государство.

Соперничество между Испанией и Португалией тоже в немалой степени поощряло мореплавание. Теперь какому-нибудь искателю приключений гораздо охотнее прощали причуды и сумасбродство, нежели знатному юноше, никогда не ступавшему на палубу корабля, страх перед морем. Между тем время шло и события свершались своим чередом.

Почти в самом конце сентября у выхода из пролива, отделяющего Африку от Европы, — там, где волны Средиземного моря сталкиваются с могучими валами Атлантики, — восходящее солнце озаряло с десяток парусов на водной синеве. Все они медленно двигались в разных направлениях, подгоняемые легким сентябрьским ветром, Но нас интересует лишь одно из этих судов, которое хотя бы вкратце стоит описать.

Это была небольшая фелюга с латинскими парусами, пожалуй, самыми живописными из всех придуманных парусными мастерами. Сейчас паруса фелюги стояли так, что никакой художник не мог бы выбрать более удачное положение: она летела по ветру, раскинув над обоими бортами высокие остроконечные полотнища, словно огромная белокрылая птица, опускающаяся в свое гнездо. В строении ее чувствовалась поразительная симметрия, а корпус отличался красотой и гармоничностью линий. Суденышко сверкало чистотой и совершенством отделки, говорившими о том, что оно принадлежит какому-то знатному владельцу.

Называлось судно «Озэма», и на нем плыл граф де Льера со своей молодой женой. Луис многому научился за время странствий по морям и теперь сам командовал судном, хотя тут же, на палубе, с важным видом расхаживал Санчо Мундо, который по званию да и по сути дела был настоящим капитаном фелюги.

— Да, да, добрый Бартоломе, закрепи якорь получше! — проговорил Санчо, когда во время очередного обхода он очутился на носу. — Хотя сейчас ветерок легкий и погодка тихая, кто знает, чем встретит нас Атлантика, когда проснется! Во время нашего славного плавания в Катай отсюда мы шли — лучше не придумаешь, зато, когда возвращались, словно все дьяволы сорвались с цепи! Донья Мерседес, как видишь, чувствует себя на корабле как дома. А что касается графа, то никто никогда не знает, куда и на сколько он отправляется. Так что, может быть, впереди всех нас ждут слава и золото. С таким благородным капитаном не пропадешь! Надеюсь, никто не забыл запастись соколиными бубенчиками, которые в далеких странах помогают собирать доблы не хуже, чем колокола Севильского собора собирают верующих?

— Эй, любезный Мундо! — послышался голос Луиса. — Пошли кого-нибудь на фока-рей! Пусть взглянет, что там впереди на северо-западе!

Этот приказ прервал словоизлияния Санчо. Когда посланный им матрос добрался до своего возвышенного и для неискушенного глаза опасного наблюдательного пункта, с палубы спросили, что он оттуда видит.

— Сеньор граф, — доложил моряк, — весь океан покрыт парусами, словно устье Тахо, когда поднимается западный ветер!

— Ты можешь их сосчитать? — крикнул Луис. — Сосчитай и доложи!

— Шестнадцать! — отозвался матрос немного погодя. —

Нет, вот еще один маленький вышел из-за большой караки. Теперь я вижу их все — семнадцать судов!

— В таком случае, мы подоспели вовремя, дорогая! — радостно воскликнул Луис, обращаясь к жене. — Я еще раз смогу пожать руку адмиралу, прежде чем он снова отправится в Катай. И я вижу, ты тоже рада, что мы не опоздали.

— То, что радует тебя, радует и меня, — ответила Мерседес. — У нас одни интересы и одни желания.

— Милая, любимая Мерседес! Для тебя я готов на все! Твоя кротость, твоя готовность отправиться со мной на фелюге совсем меня покорили. Скоро я буду таким, каким ты хочешь меня видеть.