Мерседес из Кастилии, или Путешествие в Катай

Хотя Изабелла и ожидала встретить девушку необычайной красоты, однако, увидев Озэму, она замерла от изумления, пораженная природным изяществом ее движений, сиянием счастья на смуглом лице индианки и благородством осанки. Озэма уже освоилась с одеждой, которая на Гаити показалась бы ей невыносимым бременем.

К тому же Мерседес, желая, чтобы се новая подруга выглядела как можно лучше, заставила ее надеть свои драгоценности, которые придавали гаитянке совершенно особую дикую прелесть. Развернутая чалма, подарок Луиса, и сейчас окутывала ее плечи, а на груди сверкал крестик

Мерседес – самое дорогое для Озэмы украшение.

– Просто какое-то чудо! – воскликнула королева, когда

Озэма, стоя на другом конце комнаты, грациозно склонилась, приветствуя ее. – Беатриса, неужели это прелестное существо ничего не знает о боге? Но, даже если разум ее непросвещен, се простая душа должна быть непорочна, а сердце – чисто!

– Все это так, сеньора, – отозвалась маркиза. – Несмотря на все, мы с моей воспитанницей уже полюбили

Озэму и готовы считать ее: Мерседес – своей подругой, а я

– своей родственницей.

Величественно и спокойно королева приблизилась к

Озэме, которая ожидала ее, склонившись и не поднимая глаз.

– Принцесса, – обратилась к ней Изабелла, – приветствую вас в наших владениях! Адмирал был прав, когда выделил столь высокую и достойную особу из числа тех, кто предстал перед глазами толпы. Как всегда, он проявил осмотрительность и глубокое уважение к священной монаршей личности.

– Адмирал! – с живостью воскликнула Озэма: она уже давно знала, как произносить этот титул Колумба. – Адмирал – «мерседес»! Изабелла – «мерседес»! Луис –

«мерседес», сеньора королева!

– Беатриса, что она этим хочет сказать? – удивилась

Изабелла. – Почему принцесса присоединяет имя твоей воспитанницы к титулу Колумба, моему имени и даже к имени графа де Льера?

– Сеньора, благодаря какому-то странному заблуждению она вообразила, что «мерседес» по-испански означает все прекрасное, все совершенное, и, когда она хочет что-либо особенно похвалить, то прибавляет это слово. Вы заметили, ваше высочество, она даже объединила имя

Мерседес с именем Луиса! Когда-то мы искренне желали этого союза, но теперь он, по-видимому, невозможен, и сама она заинтересована в нем меньше всего.

– Действительно, странное заблуждение! – проговорила королева. – Но оно не случайно. Должно быть, оно вызвано какими-то особыми причинами. Но кто, кроме твоего племянника, Беатриса, мог произносить при ней имя твоей воспитанницы, да еще так, что принцесса приняла его за синоним совершенства?

– Сеньора, неужели это возможно? – воскликнула

Мерседес, и яркий румянец окрасил ее бледные щеки, а в глаза на мгновение блеснула радость.

– Почему же нет, девочка? Может быть, мы были слишком поспешны в своих суждениях о графе и приняли за ветреность то, что на самом деле говорит о его преданности тебе?

– Увы, сеньора, если бы это было так, Озэма не полюбила бы его столь самозабвенно!

– А с чего ты взяла, дитя мое, что принцесса испытывает к графу нечто большее, чем просто признательность за его заботы о ней и благодарность за то, что он оказал ей неоценимую услугу? Беатриса, здесь как-то жестокая ошибка!

– Боюсь, что нет, сеньора! – возразила маркиза. – В

чувствах Озэмы трудно ошибиться: она слишком наивна и неопытна, чтобы их скрывать. В первый же час после встречи с нею мы узнали, что она отдала Луису свое сердце, – оно так чисто, что ему даже не пришлось его завоевывать! И это не просто восхищение моим племянником, а настоящая страсть, такая же горячая, как солнце ее родины, о котором мы слышали от адмирала.

– А разве можно увидеть дона Луиса во всем блеске воинской славы и не оценить его? – воскликнула Мерседес.

– Разве можно быть с ним рядом долгие дни плавания и не плениться добротой его души?

– Воинская доблесть! Доброта души! – медленно повторила королева. – И при этом такая беспечность, причинившая столько горя! Если хочешь знать, дитя мое, он недостоин звания истинного рыцаря и дворянина.

– Не говорите так, сеньора! – взволнованно заговорила

Мерседес, в коей робость боролась с желанием оправдать неверного возлюбленного. – Принцесса рассказала нам, как он спас ее от преследований ее злейшего врага Каонабо, одного из самых жестоких властителей острова, и о том, как благородно вел себя граф по отношению к ней.

– Вот что, дитя мое, иди к себе, помолись святой Марии, чтобы она ниспослала мир и покой твоей душе, и ложись спать. Беатриса, ты тоже оставь нас: я хочу поговорить с принцессой с глазу на глаз.

Маркиза и Мерседес тотчас удалились, оставив Изабеллу и Озэму наедине. Более часу проговорили они. Королеве удалось кое-что понять из объяснений гаитянки, но далеко не все, так как та недостаточно владела испанским языком. Одно было несомненно: Озэма любила Луиса.

Чистосердечная индианка и не пыталась скрыть свои чувства, да ей бы это и не удалось. К тому же по своей наивности Озэма полагала, что ничего не должна таить от повелительницы Луиса, и с детской простотой открыла перед ней свою душу.