Мерседес из Кастилии, или Путешествие в Катай

«Санта-Марию». Со всех сторон ее окружали лодки, переполненные женщинами и детьми; все плакали, многие с воплями отчаяния воздевали руки к небесам. То же самое происходило вокруг «Пинты», на которой поднимали паруса, хотя авторитет Мартина Алонсо Пинсона и мешал слишком громким изъявлениям горя. Множество лодок окружило и «Санта-Марию», однако страх и уважение к адмиралу удерживали провожающих на почтительном расстоянии. Видно было по всему, что они полагали, будто видят своих близких в последний раз, да и сами матросы по большей части тоже думали, что уже никогда не вернутся в

Испанию.

– Вы сегодня видели Пепе среди команды? – спросил

Колумб, впервые вспомнив о молодом матросе. – Если он не сдержал слова, это дурной признак. Это значит, что нам придется не спускать глаз с остальных, пока у них есть хоть какая-то возможность бежать на берег!

– Если его отсутствие – дурной знак, значит, возвра-

50 Латинский парус – треугольный парус на рейке.

щение славного парня должно быть хорошей приметой.

Вон он, на рее, над нашими головами, сеньор адмирал, отдает парус!

Колумб поднял глаза и действительно увидел молодого матроса на самом кончике рея латинского паруса бизань-мачты51: раскачиваясь на ветру, он отдавал концы, удерживающие парус. Время от времени Пепе с тревогой поглядывал вниз, чтобы узнать, замечено его возращение или нет, и, несмотря на свою обычную ловкость, даже немного замешкался, чем и привлек к себе всеобщее внимание. Колумб сделал знак, что узнал его, и обрадованный юноша тотчас отдал парус.

Адмирал вместе с Луисом подошли к гакаборту 52 , чтобы взглянуть, не осталось ли какой-нибудь лодки вблизи каравеллы «Санта-Мария». И действительно, возле самого судна плыл ялик, где на веслах сидела одна Моника,

– только поэтому ей и позволили подойти так близко.

Увидев адмирала, Моника всплеснула руками, словно хотела что-то сказать, но не решалась. Колумб понял, что жена Пепе растерялась от воплей толпы, множества любопытных глаз и необычной близости каравеллы, которая возвышалась над ней, как стена.

– Я вижу, твой муж сдержал свое слово, добрая женщина, – заговорил он первым так мягко и с такой лаской, что Луис даже удивился. – Наверно, это ты сказала ему, что лучше честно послужить королеве, чем сделаться всеми гонимым беглецом?

51 Бизань-мачта – задняя мачта, расположенная ближе всего к корме судна.

52 Гакаборт – самая верхняя часть борта у оконечности кормы.

– Да, сеньор! – ответила Моника. – Раз надо послужить господу, я отдаю королеве мужа без ропота, хотя и против своей воли. Теперь я вижу, что была виновата. Я буду молиться, чтобы мой Пепе всегда был впереди!

– Вот слова, достойные верной жены и доброй католички! Молись за нас и будь уверена, что твой Пепе увидит

Катай, получит свою долю сокровищ и вернется домой целым и невредимым.

– Ах, сеньор, но когда? – воскликнула Моника, которая, несмотря на всю свою религиозность и кажущуюся решимость, не могла совладать со своим женским горем.

– Это уж как богу будет угодно, добрая.. Как твое имя, женщина?

– Моника, сеньор адмирал! А моего мужа зовут Пепе, а нашего бедного сына, который остался теперь без отца, окрестили Хуаном. Мы настоящие испанцы, в нас нет ни капли мавританской крови. Вспомните об этом, сеньор адмирал, когда вам понадобится человек на опасное дело!

– Можешь быть спокойна, я позабочусь об отце твоего

Хуана, – с улыбкой проговорил Колумб, хотя слезы застилали ему глаза. – Я ведь тоже оставлю на берегу тех, кто дорог моему сердцу, и среди них – своего сына, у которого нет матери. Если что-нибудь случится с нашими судами, мой Диего останется круглым сиротой, а у твоего Хуана все же будет ласка и заботы матери!

– Простите меня, сеньор, тысячу раз простите! – воскликнула Моника, растроганная горем, которое слышалось в голосе адмирала. – Мы все думаем только о себе! Когда у нас своя большая беда, мы забываем о чужих страданиях.

Плывите же с богом, и пусть мой муж будет всегда при вас!

Если бы мой Хуан не был так мал, я бы и его отпустила вместе с вами...

Голос Моники прервался, она взялась за весла и начала медленно отгребать в сторону; казалось, сам ялик не хотел удаляться и сопротивлялся веслам, направлявшим его к берегу.

Разговор этот происходил довольно громко, так что, когда Колумб обернулся, он увидел, что находившиеся поблизости матросы замерли на своих местах, боясь проронить хоть слово. В эту минуту якорь «Санта-Марии»

отделился от дна, и она стала уклоняться под ветер. В

следующее мгновение большой квадратный фок 53 каравеллы начал наполняться ветром, и вскоре все три судна медленно вышли из бокового рукава реки Одьеля, где стояли на якоре, и уверенно двинулись вниз по течению к устью реки.

Солнце еще не взошло или, вернее, только восходило над холмами, как сияющий волшебный шар. На судах поставили все паруса. В то великолепное утро многие с грустью смотрели на удаляющиеся берега Испании, словно предчувствуя, что уже не увидят их никогда.